А.Н. Муравьëв

РЕЧИ К РУССКОЙ НАЦИИ:

проблема национального образования и воспитания

в «Речах к немецкой нации» Иоганна Готлиба Фихте

(предварительные тезисы)

От всех гнетущих нас бед спасти нас

может одно только воспитание.

И.Г. Фихте

К двухсотлетию выхода в свет «Речей к немецкой нации» И.Г. Фихте в Москве и Санкт-Петербурге А.К. Судаковым и А.А. Иваненко независимо друг от друга были осуществлены первые переводы этой работы на русский язык. Оба перевода были вскоре опубликованы в хорошо известных не только специалистам по философии сериях «История философии в памятниках» и «Слово о сущем» (1). Время и место этих культурных событий, чьё благотворное действие будет, несомненно, расти, отнюдь не случайны.

Почему же русский дух не спешил с переводом на русский знаменитых речей Фихте, выдержавших в течение одного лишь XIX века сорок (!) переизданий на родном языке? Для чего понадобилось то немалое время, которое прошло между первым немецким и первыми русскими изданиями этого произведения, предназначенного мыслителем для широкой публики? Надо думать, для того, чтобы стало ясно, как Солнце, что крайности немецкого национализма и советского интернационализма не в состоянии породить настоящую духовную реальность, хотя каждый из них сыграл свою историческую роль (до сих пор, правда, равно не понятую, отчего их теперь часто, но неправомерно отождествляют).

Национализм есть наиболее характерная ошибка рассудка, который под влиянием ущемлённого или гипертрофированного чувства гордости народной принимает наличную особенность духа народа за его действительную всеобщность и пытается навязать эту абстрактную особенность другим народам. Ущемление гипертрофированного чувства гордости народа в условиях монополистически-концентрированного капитала возводит национализм в высшую степень – в степень нацизма, или фашизма, переходящего к уничтожению других народов. Интернационализм, желая избежать опасной националистической ошибки, допускает ошибку противоположную, не менее грубую, ибо трактует всеобщность духа как абстракцию, исключающую существенные особенности духа различных народов. Естественной реакцией рассудочного сознания на его собственные крайности выступает мультикультурализм, настаивающий на признании особенностей культур разных народов равно существенными, однако отстаиваемое им представление о всеобщности духа как сумме всех его наличных особенностей оказывается не исправлением, но простым сложением националистической и интернационалистической ошибок. После того, как сама история в XX столетии доказала, что особенное без всеобщего и всеобщее без особенного реально существовать не могут, понятие нации перестало быть отвлечённой теоретической проблемой, предполагающей эмпирическое наличное бытие наций и сводящейся к тому, чтобы аналитически выделить их общие черты, а затем синтезировать из этих черт дефиницию нации, как сделал, например, И.В. Сталин в своей работе «Марксизм и национальный вопрос». Ныне на повестке дня стоят два пункта: во-первых, философское понимание понятия нации и, во-вторых, определение способа реализации её понятого понятия, ибо только при этих условиях оно может выступить как объективная реальность в духе народа, действительно способного стать нацией.

Чтобы не на словах, а на деле быть нацией, этот народ должен развить потенциально всеобщую особенность своего духа до актуальной всеобщности своего разумного отношения к природе, к себе самому и к другим народам. Тем самым он разрешит для себя всемирно-историческое противоречие всеобщего и особенного, производными от которого являются все противоречия современной эпохи (в том числе противоречие труда и капитала, противоречие общества и государства, противоречие управляемых и управляющих), ныне вполне созревшие и потому выражающие себя в виде глобального, причём отнюдь не только финансового, кризиса. Стать действительной нацией этот народ может лишь посредством национального образования и воспитания на философской основе.

План такого образования и воспитания двести лет назад был предложен в «Речах к немецкой нации» немецкому народу. Фихте, безусловно, не ошибался, считая немцев изначально-всеобщим народом, подобным древним грекам. Однако он ещё не знал и не мог знать, что всеобщее как таковое есть не только абстрактное начало, но и конкретный результат саморазвития. Поэтому он ошибся, адресуя свои речи к немецкой нации. Оказалось, что немецкий народ способен заново родиться, т.е. стать нацией, лишь идеально, в воображении, отчего его попытки путём военной экспансии сделать своё особенное наличное бытие всеобщей реальностью обернулись националистическим выкидышем с печально-памятными последствиями для немцев и всех тех, кому они хотели навязать свой так называемый «новый порядок». Таким образом, сам процесс исторической действительности исправил ошибку Фихте. Раскрытие тем же процессом несостоятельности отечественной попытки решить национальный вопрос посредством интернационального воспитания, итоги которого XXIV съезд КПСС в 1971 г. закрепил постановлением о возникновении в СССР так называемого «советского народа», произошло в Нагорном Карабахе, Оше, Вильнюсе и, наконец, в Беловежской пуще (2). Вот почему истинный адресат пламенных речей великого философа, вовсе не канувших в прошлое, именно в настоящее время получил возможность на своём языке воспринять это произведение, исключительно важное для его будущего, самоотверженную борьбу за которое с поляками, шведами, французами, немцами и иными самозваными нациями он ведёт уже довольно давно.

Не случаен, конечно, и тот факт, что русские переводы фихтевских речей были созданы и изданы сразу в двух главных городах России. Это обстоятельство не просто увеличило количество экземпляров книги, указывающей нашей стране верный выход из ситуации, во многом аналогичной той, в какой двести лет назад находилась оккупированная наполеоновской Францией Германия. Культурное различие Москвы и Санкт-Петербурга, который продолжает быть её продуктивной альтернативой, выразительно сказалось на стиле самих переводов и характере аналитических статей, написанных переводчиками. Если издание, подготовленное А.К. Судаковым, окрашено женственно-мягким церковно-религиозным настроем первопрестольной, то труд А.А. Иваненко, напротив, вдохновлен мужественно-строгим научно-философским пафосом северной столицы, более близким, конечно, духу самого Фихте, ибо то, что в его речах последовательное развертывание мысли под конец уступает место назидательной риторике представления, было вызвано в первую очередь состоянием немецкой публики, к которой обращался оратор. Поскольку же русскому духу философский пафос присущ, по крайней мере, не в меньшей степени, чем религиозный, можно с уверенностью прогнозировать, что оба перевода найдут в России своих благодарных читателей, ибо ими раньше или позже станут все, кто всерьёз интересуется насущной проблемой национального самоопределения русского народа.

Русские переводы поспели как раз к тому моменту в истории российского образования, когда в ней, вторя всемирно-исторической коллизии отходящих в прошлое нравственных сил, столкнулись две противоположные и дополняющие одна другую тенденции – рационалистически-научная и иррационалистически-религиозная. Сторонники первой стремятся спешно модернизировать наше образование по секуляризованному западному образцу, представители же второй, напротив, стараются возродить в России старую восточную традицию православно-церковного воспитания, прерванную в XX веке. В ситуации их борьбы друг с другом и с философским образованием духа (борьбы, ареной и невольной заложницей которой стала отечественная школа) «Речи к немецкой нации» обрели для нас неожиданный интерес, ибо обе эти тенденции имеют зарубежное происхождение, а Фихте в ещё более неблагоприятных условиях иноземного господства говорит о радикальной реформе образования и воспитания как единственном средстве, с помощью которого немецкий народ может сам себя спасти, обретя подлинную национальную идентичность.

Что даёт Фихте для решения проблемы национального самоопределения народа? В чём состоит фихтевский план национального образования и воспитания и почему он не был осуществлён? Какие уроки из этого могут извлечь для себя русский народ и другие народы России, кровно заинтересованные в её единстве и целостности? Чтобы ответить на заданные вопросы, докладчик предполагает рассмотреть содержание «Речей к немецкой нации» в его связи с философским понятием нации и всеобщей историей образования человеческого рода.

P.S. Если желающие принять участие в обсуждении этих вопросов предварительно ознакомятся со всеми или хотя бы с первыми восемью речами И.Г. Фихте, то им будет легче прийти к согласию между собой.


ПРИМЕЧАНИЯ

(1) См.: Фихте И.Г. Речи к немецкой нации (1808) / Иоганн Готлиб Фихте. М.: Канон+; РООИ «Реабилитация», 2008. 336 с. – ISBN 978-5-88373-144-9; Фихте И.Г. Речи к немецкой нации / И.Г. Фихте; пер. А.А. Иваненко. – СПб.: Наука, 2009. 349 с. (Сер. «Слово о сущем»). – ISBN 978-5-02-026353-6.

(2) Недавно эту попытку от имени В.В. Путина было предложено повторить в России. Выступая против национализма и сепаратизма, губительного для российского государства, автор опубликованной в «Независимой газете» программной статьи «Россия: национальный вопрос» утверждает: «Мы многонациональное общество, но мы единый народ». У читателя сразу возникает вопрос: какой? Советского народа уже нет. Тогда какой же? Русский? Тоже нет, ибо русский народ выступает в статье как один из сотен этносов, населяющих Россию, за которым, правда, признаётся великая миссия «стержня, скрепляющей ткани» уникальной полиэтнической цивилизации «русских армян, русских азербайджанцев, русских немцев, русских татар…». Ответа на вопрос об определённости этого единого народа в статье не найти, ибо «пресловутое национальное самоопределение» характеризуется в ней лишь как средство борьбы отдельных политиков «за власть и геополитические дивиденды», а «насквозь фальшивые разговоры о праве русских на самоопределение» приравнены к разговорам о «расовой чистоте». Речь в ней идёт о некоем «культурном коде» – о «русской культурной доминанте, носителем которой выступают не только этнические русские, но и все носители такой идентичности независимо от национальности». Они-то и составляют «нашу гражданскую нацию»; именно её рождение в 1612 году должно праздноваться 4 ноября как «день победы над собой». В этой нации, по убеждению автора статьи, исторически соединены достоинства американского «плавильного котла», ассимилирующего мигрантов, и европейского мультикультурализма, отрицающего «интеграцию через ассимиляцию». Поскольку такой внутренне антиномичный гибрид существует лишь в сознании (в «мировоззрении, скрепляющем нацию», которое совместными усилиями призваны воспитывать школа и массовая культура, т.е. телевидение, кино и интернет), постольку выработку и осуществление реальной «стратегии национальной политики, основанной на гражданском патриотизме» автор предлагает возложить на специальную государственную структуру. Она, опираясь на силу закона и правоохранительных органов, должна отвечать «за вопросы национального развития, межнационального благополучия, взаимодействия этносов».