|
«РУССКАЯ МЫСЛЬ»: Историко-методологический семинар в РХГА Ведущий семинара – доктор философских наук, профессор РХГА Александр Александрович Ермичёв. 22 марта 2013 г. – Доклад петербургского писателя, аналитика Андрея Михайловича Столярова «Россия и революция: ретроспектива и перспектива».
Р.Н. Дёмин: Добрый вечер всем участникам семинара! К сожалению, Александр Александрович Ермичёв, бессменный руководитель нашего семинар приболел и попросил меня сегодня заменить его. Меня зовут Ростислав Николаевич Дёмин. Сначала несколько объявлений о том, какие заседания состоятся в апреле. Заседание семинара «Русская мысль» в апреле будут следующие, два заседания: 12 апреля, это вторая пятница месяца к 75-летию Евгения Семёновича Линькова. 19 апреля, третья пятница месяца – презентация книги Игоря Ивановича Евлампиева о Федоре Ивановиче Достоевском. И еще одно объявление. 23 – 24 мая 2013 г. в Санкт-Петербурге в Социологическом институте РАН (ул.7-я Красноармейская, д.25/14) состоится конференция «Творческий мир Мих. Лифшица и современность: наследие, которому пришло время». Начало конференции в 12.00. Сегодня 83-е заседание нашего постоянно действующего историко-методологического семинара «Русская мысль». Тема сегодняшнего доклада «Россия и революция: ретроспектива и перспектива». С докладом выступит известный петербургский писатель, аналитик, лауреат целого ряда литературных премий Андрей Михайлович Столяров. Кстати, один из создателей такого литературного направления как турбореализм. Напомню порядок работы семинара: доклад в пределах часа, после этого вопросы, а после этого выступления, обсуждение предложенной темы. Пожалуйста, Андрей Михайлович!
А.М. Столяров: Я надеюсь, что я буду говорить меньше часа. Тема будущей революции, тема быстрых реформ стала актуальной в России после совершенно неожиданной и для власти и для большинства россиян протестной зимы 2011 – 2012 годов. Вы наверно все эту зиму помните, хотя, на мой взгляд, следовало бы начать обсуждение этой темы намного раньше, по крайней мере, лет на 5 – на 7. Потому что уже тогда становилось понятным, какой сценарий развития начинает реализовываться в России. С прогностическим осмыслением ситуации мы как всегда опоздали. Однако даже сейчас, когда вот основные событийные реперы уже проставлены, когда уже всё более-менее ясно, дискуссия о революции идет все равно в регистре чистых эмоций. Т.е. преобладает публицистика, а не аналитика. Оппоненты исходят в основном не из внутренней механики ситуации, а из своего пламенного желания или пламенного нежелания социальных или политических перемен. Между тем у революции и у связанных с нею реформ есть свои закономерности, и, на мой взгляд, они вполне очевидны. Вот такие закономерностях, на мой взгляд их три, я сегодня и буду говорить. Закономерность первая. Я её назвал свобода на баррикадах. Вот если попытаться выделить вектор политических изменений Нового времени, ну это с английской революции 1649 года и примерно до наших дней, то он выглядит так. Это целенаправленное движение от автократии к демократии. Сразу же скажу, что под автократическими режимами я понимаю все те политические конструкты, которые невозможно изменить путем свободного волеизъявления граждан. Это и монархии, и тирании, и диктатуры, и партийные государства китайского или советского образца, ну и наши суверенные демократии, которые существуют сейчас в Белоруси и в России. Вот это всё автократические режимы. О том, что такой вектор существует, свидетельствует элементарная статистика. XVII век – практически все государства автократические. В настоящее время практически все государства демократические, автократии в меньшинстве. Если сделать разбивку по столетиям, то очень хорошо видно как уменьшается количество автократических государств. Т.е. это именно вектор. Особенностью этого вектора, на мой взгляд, является то, что движение от автократии к демократиям осуществляется, как правило, в подавляющем большинстве случаев через революцию. Исключения чрезвычайно редки. Во всей европейская истории я нашел два случая, когда автократическая власть сама инициировала демократические изменения. Это Нидерланды, Голландия, 1848 года. Тогда король Виллем II сам приказал написать конституцию, по которой Нидерланды из абсолютной монархии превратились в монархию конституционную, английского типа. Второй случай – это Испания 1975 года. Франко тоже сделал ряд распоряжений, по которому власть была передана королю Хуану Карлосу I, после чего последователи демократические реформы. Вот всего два случая. Но я бы заметил, что в обоих случаях демократизация всё равно происходила под сильным внешним давлением. Все-таки Европа 1848 года полыхала от революций. Проще назвать страны, в которых революций не было. Это Англия и Россия. Во всех остальных революционные вспышки были. Да и то, в Англии был сильное чартистское движение. Так что видимо Виллем II решил, что наверно безопасней самому отойти в тень, чем ждать пока разъяренные толпы пойдут на штурм дворца. А что касается Франка, то этот диктаторский режим в Европе второй полов XX столетия выглядел явным анахронизмом. Все понимали, что дни его сочтены. Как, впрочем, сочтены дни были и дни самого испанского генералиссимуса. Всего два примера, когда автократии сами по себе превращались в демократии. Всё остальное через революции. Видимо автократическая власть вообще не может демократизироваться и революции является универсальным механизмом перехода от автократий к демократиям. Другая особенность этого большого вектора – он имеет нелинейный характер. Заключается это в том, что демократия никогда не возникает сразу в полном своем объеме. Она возникает постепенно, этап за этапом, на каждом из них увеличивая свое представление о социальной реальности, свое представительство в социальной реальности. Поэтому базовая революция, т.е. та революция, с которой начинается движение страны к демократии, обычно оказывается незавершенной. Требуется еще одна-две-три революции, чтобы демократия в стране утвердилась полностью и окончательно. Почему демократия утверждается не сразу вполне понятно, это легко объяснить. Дело в том, что не только власть не хочет демократии, но существует такая особенность. В чем трудность вообще всех больших структурных реформ? К ним не готова не только власть, но и народ. Знаете, реформы произошли, наступила новая реальность, а людей, которые умеют жить в этой реальности, которые умеют пользоваться законами новой реальности, их нет и взять их неоткуда. Т.е. должно пройти время, должно вырасти поколение, вырасти и вступить в жизнь поколение, для которого демократия, например, является не инновацией, а традицией. Вот тогда начинается отдача революции или тех реформ, которые она за собой повлекла. Вот это почти 10-летний, иногда 15-летний период он всегда присутствует после революции или после больших структурных реформ. Обратите внимание, после нашей перестройки тоже так лет через десять началась отдача, которую приписали нынешнему президенту. Базовая революция всегда остается незавершенной, требуется еще одна-две-три. В Англии было две революции, которые перемежались, между которыми была одна реставрация. Во Франции были три революции с двумя реставрациями. Да, я Вас понимаю, во Франции было четыре революции, но революции 1830 и 1848 года я считаю одной революцией. Это один и тот же революционный процесс просто с небольшим перерывом, там ничего принципиального не происходило. Так вот во Франции три революции с двумя реставрациями. Почему происходит реставрация? Я уже сказал, что к революции не готова не только власть, но и народ. Обычно в пост-революционной реальности оказываться множество людей, которые не хотят этого нового мира. Поэтому в постреволюционный период, как правило, сильны пассеистические настроения. Пассеизм – это любовь к прошлому. А отсюда как результат – диктатура, как наведение порядка, или реставрация – возвращение к прошлому. Так вот посмотрим, каково положение России в этом большом векторе. В России после революции, которую мы называем «перестройкой», был очень короткий период неудачной диктатуры Ельцина. Я сразу скажу, диктатуры бывают не только успешными, они бывают и не успешными. Вот у Ельцина была неуспешная диктатура. После чего в согласии с законами революции наступил период реставрации. Можно найти много аналогий между нынешним режимом и режимом застойного социализма позднего брежневского периода. Я не буду перечислять, всё это есть в литературе. Я скажу только о главном, это та же имитационная демократия и те же избирательные политические репрессии. Другое дело, я уже говорил, что демократия утверждаться постепенно, она не уходит бесследно. Даже в период реставрации или диктатуры какие-то демократические изменения предшествовавшего природа они уже утвердились в реальности. Поэтому каждая последующая реставрация мягче предыдущей. Нынешняя реставрация конечно мягче, чем брежневский режим периода застойного социализма. Тем не менее, у нас именно реставрация. А это свидетельствует о том, что революционный процесс в России не завершен. И как пишут в сериалах «продолжение следует». Вот это первая закономерность, о которой я хотел сказать. Большой революционный репер: в России реставрация, революционный процесс в ней не завершен. (Р.Н. Дёмину) Что-нибудь не то? Знаете, я хотел этот доклад сделать на одной конференции и мне сказали, что спонсор категорически против, потому что у него потом будут неприятности. Не против? Ну, хорошо (смеется). Вторая закономерность. Эту закономерность назвал авторитарный тупик. В чем она заключается? Я уже говорил, что авторитарная власть сама себя демократизировать не хочет и в большинстве случаев не может. Сейчас я этот тезис немножко усилю. Дело в том, что никакая власть никогда не хочет реформ. Никакая, я подчеркиваю. Ни демократическая, ни автократическая. Это вполне понятно. Речь, конечно, идет о структурных реформах, а не о реформах декоративных. Так вот это понятно, реформы – это всегда ситуация высокой неопределенности, это новые правила социальной игры, это приход во власть новых людей, т.е. это риск для самой власти. Поэтому любая власть всегда оттягивает реформы столько, сколько сможет. Правда есть здесь принципиальное отличие между демократической властью и властью автократической. Если демократическое правительство не хочет проводить реформы, которые уже всем очевидно, что они назрели, то это правительство можно сменить путем выборов. Вот как это было, скажем, в Великую депрессию, тогда в США был паралич банковской системы, останавливалась промышленность, миллионеры безработных, кое-где начинался голод, а правительство Гувера уверялось народ, что всё в порядке, есть временные трудности, меры принимаются, скоро мы всё наладим. Кстати, знаете, как налаживали? Закачивали деньги в банки. Очень напоминает нынешние рецепты спасения мира от глобального кризиса. Тогда это не помогло, думаю, что не поможет и сейчас. Так вот чтобы Губер ни говорил, избиратели видели, что становится хуже и хуже. И на следующих выборах пришел к власти Рузвельт, и начались реформы. Но это при демократии. Вот авторитарная власть не может быть сменена таким вот путем, она оттягивает реформы до конца. Поэтому авторитарная власть всегда пропускает тот период… Знаете, в начале любых больших реформ есть довольно короткий период, когда реформы можно провести относительно безболезненно, мирным путем трансформировать социальную и экономическую реальность. Но обычно власть этот короткий период пропускает. Если опять же обратиться к России, то вспомним вторую легислатуру нашего нынешнего президента. Период 2004-2008 год. Ситуация в России тогда была исключительно благоприятна для реформ. Удалось, как всем было ясно, предотвратить распад страны, экономика стабилизироваться и начала расти, в основном из-за роста цен на нефть. Ну не важно, важно, что начала расти экономика, начал расти уровень жизни, и начал стремительно расти рейтинг президента. Очень важно, чтобы реформы проводил челочек, у которого высокий кредит доверия. Вот тогда все те требования, которые выставила на митингах оппозиция, можно было осуществить. Тогда можно было разрешить и свободную регистрацию партий, и снять препоны на выборах, и отладить механизм относительно честного подсчета голосов. Рейтинг тогдашнего президента хватило бы, чтобы победить на следующих выборках. Рейтинг был настолько высок, что он наверняка справился бы с подростковыми крайностями демократии. Демократия ведь не идеальный механизм, она может выбросить наверх маньяка, как например Гитлера, может выбросить на популистской волне человека, который не способен к управлению государством. Это подростковые крайности. Вот тогда всё это можно было сделать. И к настоящему времени партии успели бы уже поработать, созрели бы, выдвинули бы нормальных лидеров, сформировали бы программы, научились бы конкурентной борьбе. Т.е. Россия вступила бы в более зрелую демократию. Ничего это сделано не было, был выбран вариант авторитарного сырьевого распила, политическое поле было зачищено, все конкуренты были устранены и начала накапливаться, как говорить Сергей Переслегин, вам возможно известный, начала накапливаться энергия отсроченных изменений. Т.е. когда проблемы загоняются вглубь. Эти энергии достигла критической величины, и вот зимой 2011-12 годов начала уже спонтанно расплескиваться по улицам и площадям. Вот это еще не авторитарный тупик. На самом деле дело обстоит еще хуже. Во всей этой ситуации есть одна очень интересная особенность, я сформулирую её так. В условиях авторитарного правления и в ситуации отложенных реформ любое движение к демократии для власти смертельно опасно. Посмотрим, о чем свидетельствует история. Николай II, Император Всероссийский собрал Государственную Думу. Демократический шаг, не важно, по каким причинам он её собрал, важно, что это был шаг в сторону демократии. С чего начала Государственная Дума? Она тут же обрушилась с критикой на царское правительство. Ну, государя по закону нельзя было критиковать, но от министров только перья летели, авторитет власти тут же покатился вниз. Чем это закончиться всем известно Николая II расстреляли в Екатеринбурге. Вспомним, как Горбачев собрал Съезд народных депутатов СССР, демократический шаг, решил посоветоваться с народом. Что начал делать Съезд? Съезд немедленно обрушился с критикой на советское правительство, потом на КПСС, потом на самого Горбачева. И где сейчас Горбачев? Он просто исчез с политической арены. Это не особенность России, это особенность революционного процесса. Можно вспомнить «Долгий Парламент» в Англии, который собрал король Карл I, тоже решил посоветоваться с народом. Долгий Парламент сразу же принял решение, что кроль не имеет право этот парламент распускать. Затем ограничил власть короля, далее начал собирать собственные войска и кончилось тем, что королю отрубили голову. Вспомним Генеральные штаты во Франции, которые собрал Людовик XVI – всё то же самое. Генеральные штаты немедленно объявили себя Национальным Собранием, и через два года Людовик XVI тоже лег на плаху. Это вот и есть авторитарный тупик. Я думаю, что там у нас-то хорошо понимают. Они видят этот призрак Доктора Гильотена. И поэтому никаких демократических преобразований в России в ближайшее время не будет, это совершенно очевидно, у нас там с ума не сошли. Вы представьте себе, если объявить свободные выборы, и вдруг победит оппозиция, каковы будут последствия этой победы? Это же совершенно понятно, будет немедленно открыта критика предыдущего периода правления, возникнет главный вопрос, не главный, но самый острый вопрос: кто пилил, как пилил, куда спрятал деньги? Возникнут парламентские комиссии по расследованию, откроются множество уголовных дел. Ну и довольно многие из нынешних административных богов могут запросто оказаться в тюрьме. Это же, по-моему, бросается в глаза. Тем более, что у всех на памяти недавние сюжеты с арабскими диктаторами. Вот какова судьба Бен Али, президента Туниса? Бежал из страны, еле успел, между прочим. Сейчас заочно приговор к пожизненному заключению. Какова судьба Хосни Мубарака, президента Египта? Арестован, в тюрьме, суд. Какова судьба Муаммара Каддафи? Убит. Так что свидетельства истории очень наглядны. Я думаю, что нынешняя российская власть эту угрозу отчетливо видит, так что суверенная демократия будет удерживаться у нас любой ценой, речь идет о жизни и смерти правящего меньшинства. Вот просто так оно власть не отдаст. Другое дело, другой вопрос, что есть ли у нынешней власти возможность удержаться вот там наверху? Это второе, о чем я хотел сказать. Теперь третья закономерность. Я только что задал вопрос: возможно ли удержание власти нынешними российскими элитами? Вот чтобы ответь на этот вопрос, мне кажется, надо сначала понять, что такое революционная ситуация: по каким признакам она диагностируется и по каким законам она развивается. Существует классическое определение революционной ситуации – «верхи не могут управлять, низы не хотят так больше жить». На мой взгляд, это определение слишком общее. Ну что такое «не могут», что такое «не хотят»? Где конкретика? На мой взгляд есть три внятных диагностических признака, по которым можно определить, что ситуация стала революционной. Сейчас я их перечислю. Первый признак – это политический астигматизм. Дело в том, что власть, почти любая власть, а особенно власть авторитарная, автократическая всегда живет в царстве иллюзий, она очень плохо представляет себе, что действительно происходит в реальности. Об это много раз писали социологи зарубежные и российские. Информация, которая идет наверх, фильтруется, стоит мощный фильтр из сервильных аналитиков. Поэтому власть получает информацию в искаженном виде, и существует даже термин «зависимость авторитарной власти от искаженной информации», я не помню, как он звучит по-английски, но этот эффект действительно есть. Так вот авторитарная власть не видит того, что происходит в реальности, и тому есть совершено разительные примеры. Вспомним, как Николай II в феврале 1917 года ехал в Петербург. Он ехал из Могилева, где находилась Ставка Верховного Главнокомандования, и, выходя на промежуточных платформах, что он видел? Он видел, как ему лихо козыряют офицеры, как тянутся в струнку солдаты, как ликует народ при виде своего государя, вот мещане, чиновники, крестьяне. Ну какая может быть революция? Да никакой революции быть не может! Да, есть беспорядки в Петрограде, назначим сейчас энергичного генерала (назначили генерала Иванова), и всё будет в норме. И вот подъезжает он ко Пскову, пути перекрыты поезд загоняют в тупик и объявляют государю, что вся Россия требует Вашего отречения. Всё. Финал. Никакой революции не предвидел президент Туниса Бен Али. Никакой революции не ожидал президент Египта Хосни Мубарак. Муаммар Каддафи, если судить по прессе, до последнего дня жизни был убежден, что народ ливийской джамахерии любит и буквально боготворит его, эту веру было ничем не поколебать. Вот это и есть политический астигматизм. Я не знаю, о чем думал наш нынешний президент, когда он выступал на путингах, собранных для него «Единой России». Судя по его растроганному лицу, он тоже видимо искренне верил, что власть его незыблема, что россияне в подавляющем большинстве поддерживают его. Как правило, упускается из вида вполне очевидный факт: большинство, которое поддерживало нашего президента – это пассивное большинство, оно согласно аплодировать, если его привезут на автобусах, накормят, отвезут на автобусах обратно, но оно не пойдет сражаться на улицы. Ни за президента, ни тем более за партию власти. Революцию вообще делает не большинство, революцию всегда делает пассионарное меньшинство. Во всех революциях и гражданских войнах участвует обычно не более 10 процентов населения. Все остальные сидят по домам и ждут, когда это закончится. Но вот вспомним большевики, когда они брали власть, у них в красной гвардии было 4 тысяч человек. Одних офицеров в Петрограде было в несколько раз больше. Т.е. большевиком можно было немедленно прихлопнуть, но никто не хотел воевать ни за Керенского, ни за Временное правительство. Вот, кстати, пример того, как разверзались небеса, пример того же астигматизма власти. В марте 1917 года Александр Федорович Керенский царь и бог, его носят на руках, его называют «спасителем России», в газетах пишут, что это «архангел, который огненным мечом поразит всех врагов». Женщины падают в обморок во время его речей. А через полгода в октябре уже никто не хочет его защищать. Власть всегда успокаивает себя всемогуществом армии, полиции, внутренних войск. Но как только начинают звучать куранты революции, всё это могущество развеивается как дым. Опять же вспомните 1917 год. Куда исчез корпус жандармов? Его не стало через два дня, они просто растворились, а ведь это были мощнейшие внутренние войска. Куда исчезла вся полиция? Через три дня невозможно было найти ни одного полицейского, их как будто вообще не было в России. Я же не говорю про армию, которая не хотела воевать. Вот могущество власти рассеивается как дым. Один из признаков революционной ситуации – это астигматизм власти, она не видит, что стоит на пороге революции, она верит в свою неуязвимость. Второй признак, о котором я хотел бы сказать – это тотальная дискредитация власти, она всегда предшествует революции. Есть множество интересных примеров, обо всех я рассказывать не буду, но вот весьма характерный. В Первую мировую войну императрица Александра Федоровна вместе с дочерьми пошла работать в госпиталь помогать раненым, благородный патриотический поступок. Как на это отреагировало общество? В целом в официальных газетах все это конечно преподносилось именно как патриотизм. Но приговор был таков: не царское это дело мужиков перевязывать. Отнеслись отрицательно. Вот это дискредитация власти – любой, даже позитивный шаг власти, даже необходимый в настоящее время, воспринимается обществом отрицательно. Или вот идет судебный процесс, в то же время, по делу об оскорблении царской семьи. Я говорил, что государя нельзя было критиковать по закону, царскую семью тоже, тогда было довольно много процессов на эту тему. Судья спрашивает свидетелей по делу, он говорит, господа купцы, вот ваш приятель оскорбляет государя-императора, ну а вы что же молчите? Свидетели отмечают, что «мы, вашевысокородь, мы ему говорили, что ж ты этого дурака-то ругаешь, ну чего с него взять, ты императрицу ругай, от неё все зло». Это похоже на анекдот, но это задокументировано. Кстати, оба примера я взял из книги нашего историка Бориса Колоницкого, который написал целое исследование о том, как трансформировался образ императора и образ царской семьи как раз перед революции, как развивался этот процесс тотальной дискредитации власти. Ведь там доходило до совершенно фантастических ситуаций. Например, все считали… «Все» это конечно преувеличение, но, в общем, в народном мнении утвердилось, что у царицы Александры Федоровны в Царском Селе стоит тайный телеграфный аппарат и как только принимается какие-то решение, она по нему через тайный кабель передает всё это в немецкий генеральный штаб. Вы представьте себе эту ситуацию – протянуть тайны кабель через фронт в Берлин! Ну даже через нейтральные страны, это ведь технически невозможно, но ведь верили, вся страна в это верила. Временное правительство создало специальную комиссию, которая искала этот тайный кабель и это тайный телеграфный аппарат. Разумеется, ничего не нашли, но верили. Верили, что страной управляет Распутин. Влияние Распутина сильно преувеличено, он действительно влиял на царскую семью, но не в таких масштабах как считалось. Тем не менее, полагали, что и царь и царица – это просто куклы в руках Распутина. Вот это и есть тотальная дискредитация власти. Что бы она ни делала, это встречает негативную реакцию общества. Обратим внимание на параллели с сегодняшним днем. Одно и то же действие власти в разных ситуациях может оцениваться по-разному. Вот первая легислатура нынешнего президента, это начало 2000-х годов – президент летает на истребителе, погружается на подводной лодке. Какова реакция общества? Отлично, энергичный человек, наведет в стране порядок. Вот сейчас третья легислатура нынешнего президента – он ныряет за амфорой, он летит со стерхами. Какова реакция общества? Негативная – «мы не стерхи». Это еще в лучшем случае, потому что я все-таки смотрю Интернет и там самое мягкое, что говорится это: идет глобальный кризис, непонятно как жить, а он за амфорами ныряет, ну заняться им там больше нечем! Вот одно и то же действие встречает разные реакции, это значит, что власть уже дискредитирована. Одним из важных компонентов дискредитации власти перед революцией является взрыв коррупционных дел. Для меня лично это совершенно непонятно. Т.е. уровень коррупции, как правило, не повышается. Власть опять же, как правило, старается коррупционные дела притушить, но они как будто сами прорываются на поверхность. Взрыв коррупционных дел был во Франции перед революцией 1789 года, возможно, все помнят знаменитую историю с ожерельем, там была не одна такая история. Взрыв коррупции был в России перед революцией 1917 года. Я не буду перечислять все дела. Ну а что происходит сейчас, мы можем наблюдать своими глазами. Между прочим, согласно некоторым исследованиям, сейчас уровень коррупции реальной даже понизился, но такое ощущение, что воруют все, причем совершено открыто. Военного министра обвиняют в коррупции, министра сельского хозяйства, губернаторов, депутатов. Но какие фантастические слухи ходят про состояние нашего президента, я имею в виду материальное состояние, а не физическое. Материальное состояние президента, премьер-министра и приближенных лиц. Что там правда, а что накручено не понятно, но этим фантастическим слухам верит значительное количество россиян. Вот это и есть тотальная дискредитация власти. И, наконец, еще один признак революционной ситуации, он связан с первыми двумя – это политический идиотизм, я так это называю. Почему-то именно перед революцией власть вдруг как будто сходит с ума и начинает предпринимать шаги, которые дискредитируют её еще больше. Вспомним первую русскую революцию 1905 года, страна начинает закипать, и в этот момент происходит расстрел 9 января. Т.е. совершено безумное решение со стороны власти стрелять в народ. Шла мирная демонстрация, там были эксцессы, но при большой демонстрации они всегда есть, это не страшно. Шла мирная демонстрация подать петицию царю. Т.е. совершенно видно, и об этом современники много раз писали, что если бы царь вышел к народу (на балкон конечно, а не на площадь), принял бы петицию, пообещал бы разобраться, это загасило бы эмоции на несколько месяцев. А там, глядишь бы, как-нибудь удалось всё наладить. Почему стали стрелять так никто и не понял. Кончено, стрелять в столице империи без разрешения императора никто бы не рискнул, так что разрешение было. И вот это пятно, позорное совершено пятно, потом легло на царскую власть, и его уже никак было не очистить. Почему та же царская власть держала при себе Распутина, который её дискредитировал? Любой разумный правитель немедленно удали ли бы такого человека, несмотря на все личные отношения. Нет, до последнего момента, до 1916 года, Распутин был при царской семье. Я не буду вдаваться в этот вопрос, т.е. в историю этого вопроса. Но посмотрим, какие неожиданные, скажем, решения принимает нынешняя власть. Скандал с «Пусси Райт». Историю, казалось бы, можно было погасить элементарно – оштрафовать девушек за мелкое хулиганство, пожурить и всё, через два дня об этом бы все забыли. Нет, устроили международный скандал. Дискредитировало это власть? Конечно. Часы патриарха, нана-пыль. Я почему, говоря о власти, поминаю патриарха? Мне кажется, что православная церковь сейчас допускает колоссальную ошибку, ту же, что и перед революцией 1917 года – она слишком близко стоит к власти, воспринимается как власть, и все ошибки власти ложатся, в том числе, и на церковь. Что там у нас еще было из таких интересных решений? А вот закон об усыновлении, борьба с курением. Вообще говоря, вы не недооцениваете наверно, многие из присутствующих в зале, негативную реакцию общества на борьбу с курением. Ведь даже Михаил Прохоров и тот заявил, что это безумие полное – при таком количестве курящих в стране и при том, что 70 процентов курящих курить бросить не может вообще, потому что у них в течение ближайших пяти лет будет инфаркт, вот принимать такие законы. Я и говорю, что поэтому зал, видимо, недооценивает негативность этого закона. Т.е. насколько эти меры правительства идиотские совершено, ну заняться им больше нечем, да, раздражают общество. Вот это третий диагностический признак – политический идиотизм власти. Все три признаки сейчас наличествуют в нашем обществе. И поэтому я бы сказал, что в России сейчас существует революционная ситуация. Конечно, революционные ситуации не всегда заканчиваются революциями, они могут ограничиться брожением. Конечно, революцию можно подавить. Но, тем не менее, мы стоим на том пороге, за которым неизвестное будущее. И короткое заключение. По моим представлениям существует колоссальный вектор, притянувшийся через всю европейскую историю – движение от автократий к демократиям. На мой взгляд, противостоять этому вектору бессмысленно, это историческая объективность. Переход от автократии к демократии совершается через революции. Это связано с тем, что никакая власть не хочет реформ. Это связано с тем, что любая автократическая власть упирается в авторитарный тупик. И я бы сказал еще следующее. Совершенно обессмыслены нынешние призывы власти «не раскачивать лодку», не дестабилизировать ситуацию в стране. Вы знаете, если в стране всё в порядке, никакие маргинальные революционеры ничего раскачать не могут. Вспомните «Красные бригады» в Италии. Слава богу, и финансирование было, и оружие, и подготовка – ничего не смогли сделать. Вспомните революционные ячейки, группа Баадера и Майнхофа, немецкая красная армия – ничего не могли сделать. Фанатики были, молодежь увлекли за собой, не смогли. Ничего не смогла сделать и японская красная армия. Ничего не могут сделать революционные маргиналы, если в стране всё в порядке. Я хочу сказать, что революцию к жизни пробуждают вовсе не Кромвели и Робеспьеры, не товарищ Ленин с товарищем Троцким, и уж конечно не Алексей Навальный с Ксенией Собчак. Революцию пробуждают такие правители как Людовик XVI французский король, Карл I английский король, Николай II Император Всероссийский. Ну и чтобы не быть обвиненным в экстремизме, я скажу «и так далее». И уже в самом заключении напомню анекдот советского времени. Политбюро ЦККПСС решило наградить Николая II Орденом Октябрьской революции за создание в России революционной ситуации. Я полагаю, что и нынешняя власть может со временем получить аналогичную награду. Спасибо за внимание. Аплодисменты
ВОПРОСЫ Р.Н. Дёмин: Спасибо, Андрей Михайлович! Пожалуйста, вопросы!
Я.А. Фельдман: Вопросик. Вы ничего не сказали, Андрей Михайлович, про поколенческий фактор. Я просто поясню, а дальше Вы будете отвечать. Потому что он, на мой взгляд, важный. Самый простой пример. Революция 1968 года – это поколение тех, кто родился после войны. Прошло с 1989 и 1991 года 22-25 лет, вышли новые люди. Влияет это? Как? Нет? Почему? Спасибо.
А.М. Столяров: Да, это очень важный вопрос, я не стал его поднимать просто потому, что нельзя все вообще втиснуть в одно выступление. Вы наверно видели многие, по крайней мере, видели из присутствующих, фильмы о революции советского времени. Там революцию делали такие заматеревшие мужики 40-50 лет. Это всё не так. Революцию делала молодежь, революцию всегда делает молодежь. Так вот Октябрьскую революцию делала молодежь. Это были крестьянские парни, 18-20 лет, которых брали от сохи, отправляли на фронт, они там сидели в окопах один-два-три года, кому везло. Потом забывали всё, что у них было в крестьянской жизни, зато уже научились убивать, вот они пошли в революцию. Революцию всегда делает молодежь. В этом смысле у России есть определенное ограничение на революцию – у нас мало молодежи, у нас демографический минимум. Вы правы, Яков Адольфович, эти самые первые революции, попытки революции в Чехословакии, действительно эти первые революции осуществлялись молодежью. И именно тогда, кстати, было принято решение, как мне рассказывали, о переносе ленинградского университета в Петергоф, там специально построили здание только по этой причине – чтобы дать здание студентам. Там очень легко блокировать все волнения. У нас молодежи нет, но понимаете в чем дело, в революции не решает арифметика, революции делаются не в стране, а в столице. А столица – это всегда университеты и институты, и здесь можно создать перевес сил на главном направлении удара. Э.О. Шульц: Вы говорили о трех закономерностях, я о третьей прослушал. А.М. Столяров: Революционная ситуация. Э.О. Шульц: А, так третья закономерность – это революционная ситуация? Спасибо. И еще один вопрос. Часто говорят, что революции и войны, межу прочим тоже, что это локомотивы прогресса. Как Вы к этому относитесь?
А.М. Столяров: Это абсолютно верное замечание. Другое дело, что цена революции очень велика. Революция рождает массу инноваций. Вообще инновации очень хорошо проявляются именно в военном деле и в революциях, это экстремальные ситуации и поэтому там инновации сразу же видны. Военная инновация французской революции – это ураганный огонь, а не залповый огонь и массовая атака пехоты. Именно две этих инновации опрокинули иностранную интервенцию во Франции. Инновация уже нашей гражданской войны – конная армия. Это вполне понятно, почему конная армия – потому что оружия было мало, патронов тоже было мало. К тому времени, год революции и гражданской войны они все были израсходованы, собственной промышленности тогда уже не было, некому было производить, на первое место вышло холодное оружие. И вот товарищ Буденный пришел к товарищу Троцкому и предложил ему создать конную армию. Товарищ Троцкий послал его куда подальше, потом через полгода он выдал лозунг «Пролетария на коня!» и стал уже сам создавать большую конную армию. Р.Н. Дёмин: Спасибо. Может Александр Леонидович? А.Л. Казин: Мне более-менее всё ясно, кроме одного, самого первого утверждения очень мощного. Этот самый основной вектор истории, о котором Вы говорите – от авторитарной власти к демократической. Каковы его движущее силы, каковы его причины, почему против него бороться бесполезно? А.М. Столяров: Каковы движущие силы? Если бы я знал, я бы наверно написал два тома «Капитала». Что движет историей? Можно здесь наговорить массу общих красивых слов, но я просто отвечу, что я не знаю, что движет историей. А Вы может сказать, что движет историей? А.Л. Казин: Ну, я выйду, скажу (смеется). А.М. Столяров: А, ладно, хорошо, я запишу и два тома быстренько… (смеется). Р. Ключник: Добрый день, меня зовут Роман Ключник, я автор 14 книг. Я хотел бы выступить, прокомментировать, если можно минут десять? Р.Н. Дёмин: Это когда будет обсуждение. Хорошо, конечно. Пожалуйста, прошу!
В.В. Ведерников: Андрей Михайлович, мне хотело бы выяснить вот что. Я не совсем понял, в каком смысле Вы употребляете термины «реформа» и «революция». С одной стороны, насколько я понимаю, у Вас революция синонимична неким радикальным преобразованиям. То, что делал Горбачев, Вы называете революцией, да? Но обычно революцией называют некое массовое действие. Вы различаете эти вещи – реформа и революция? И как Вы различаете, что такое реформа, что такое революция и как они взаимосвязаны? Спасибо.
А.М. Столяров: Во-первых, я должен сказать, что на такого рода вопросы можно ответить в самой общей форме. Гуманитарное знание отличается от аналитического тем, что там явления нельзя разделить в бинарной логике. Вот нельзя провести границу до сюда это, а отсюда то. Явления в гуманитарных знаниях отличаются в своих нуклеарных зонах. Вот это точно революция, а это точно реформы, но между ними существует множество переходов, когда одно настолько вплетено в другое, что растащить их просто невозможно. Теперь что касается революций. Революции всегда сопряжены с большими реформами. Большие реформы не всегда сопряжены с революциями, но они являются по духу революционными. Главное отличие я бы сказал – нет массового насилия, открытого массового насилия. Потому что конечно осуществление больших структурных реформ оно конечно тоже связано с насилием. Но в революции насилие открытое, силы сторон ясны, они противостоят друг другу в вооруженной борьбе. А во время реформ это скорее политическая борьба, которая тоже влечет за собой массу жертв. Р.Н. Дёмин: Георгий Павлович Медведев.
Г.П. Медведев: Вы сказали про революцию. Можно ли назвать эти события, которые произошли в Египте, в Тунисе, Ливии, революциями собственно говоря? Или это мятеж, бунт? И поведут ли эти события к установлению демократии в этих странах?
А.М. Столяров: Пока это можно назвать революцией, процесс не завершен. Приведет ли это к установлению демократии? Скорее всего, нет. Потому что, я уже говорил, базовая революция – та, с которой начинается движение к демократии, обычно оказывается незавершенной. А для исламского мира эти революции вообще преждевременны. Исламский мир по своему сознанию сейчас находится в периоде Крестовых походов, ну немножко позже. Все-таки ислам как религия, я надеюсь, что я не задеваю никого из присутствующих, ислам как религия еще не вполне толерантен, еще не настолько цивилизовался как христианство. Все-таки христианство, как вы помните, тоже начиналось с террора, было несколько волн христианского террора. Вот ислам, к сожалению, этот период взросления, период подростковой жестокости еще не миновал. Поэтому я предполагаю, что там будут установлены исламистские режимы. А.Л. Казин: Еще один вопрос у меня возник, можно? Р.Н. Дёмин: Вы позволите, Мария Сергеевна уже давно держит руку.
М.С. Фомина: Андрей Михайлович, скажите, пожалуйста, два маленьких вопроса, но может быть требующих более расширительного ответа. Видите ли Вы путь от авторитарной власти к демократии только на примере, так скажем, европейской цивилизации и её производных Нового или не Нового света. Потому что Вы уже упомянули о том, что в исламском мире это всё может происходить в других формах. Есть ли тут цивилизационный фактор, так скажем, в революционной ситуации? И второй вопрос. Поскольку Вы, по-моему, очень убедительно и ярко показали нам то, что мы интуитивно многие из нас давно уже чувствуем, что эта самая революционной ситуация у нас безусловно присутствуете, – какие силы Вы видите в возможной или неизбежной новой русской революции? И кто же окажется новыми большевиками? Т.е кто придет к власти на Ваш взгляд? Это уже такой футурологический вопрос, но было бы очень интересно Ваш прогноз услышать. Спасибо.
Р.Н. Дёмин (С.М. Столярову): Трудно ответить? Имена, явки (смеется). А.М. Столяров: Очень трудно ответить коротко на оба вопроса, но я постараюсь. Есть ли цивилизационный фактор? Да, он, несомненно, присутствует. Как бы его определить… Понимаете, все-таки западная цивилизация – это цивилизация, принципиально отличающаяся от цивилизаций восточных тем, что она имеет внешнего Бога. Понимаете, Бог первичен в западной цивилизации. Бог создал мир, мир устремлен к Богу. Отсюда представление о прогрессе. Представление о прогрессе – это светская проекция религиозного представления о том, что мир устремлен к Богу. И отсюда экспансия западной цивилизации. Она всё время расширяется или всё время пытается расширяться. Отсюда революционного преобразования. Восточные цивилизации у них нет внешнего Бога, у них есть внутренняя истинность. Мир первичен, мир порождает Бога, ну как он породил Будду, как он породил Конфуция, который тоже считается как бы богом, и так алее. Поэтому там устремление, основной вектор не экстравертный, а интровертный, он устремлен как бы внутрь, а не вовне. Восточные цивилизации не склонны к экспансии, там слабые представления о прогрессе, и поэтому у них слабые представления о революционном преобразовании действительности. Не исключено, что под воздействием европейского мировоззрения там произойдут те же самые изменения, что и в Европе, в США, и у нас в России, как это было, например, с Японией, которая стала инсталлировать, сознательно инсталлировать у себя западное мировоззрение. Но когда это произойдет и как, я просто не берусь ответить. Второй вопрос я забыл. М.С. Фомина: Силы новой русской революции? А.М. Столяров: А, новая сила… Я думаю, что это будет в основном – очень коротко – в основном это будет молодежь. Если революция вообще произойдет. М.С. Фомина: А идейно? А.М. Столяров: Идейно? Я думаю, что эта революция будет не идейная, она будет строиться только на отрицании. Вообще многие революции строятся на отрицании, это надо иметь в виду. Именно поэтому в пост-революционный период и возникают пассеистические настроения «раньше было лучше», отсюда реставрация. Р.Н. Дёмин: Александр Леонидович! А.Л. Казин: Еще маленький короткий вопрос. Вы сказали насчет демократии, что демонстрация вещь турбулентная и может выкидывать наверх разные личности. А.М. Столяров: Да. А.Л. Казин: Но тем менее, такое ощущение складывается, что Вы оцениваете демократию как нечто положительное преимущественно? А.М. Столяров: Да. А.Л. Казин: Так вот не назовете ли Вы страны образцовой демократии сегодня с Вашей точки зрения? А.М. Столяров: А идеальной демократии нет. А.Л. Казин: Нет, образцовой, ну вот наиболее соответствующие Вашему… А.М. Столяров: Мне ближе, бы я сказал… Образцовой демократии нет, но мне ближе европейская демократия, она более спокойная, чем американская. Американская демократия излишне либертарианского типа, она слишком настроена на то, что человек всё должен сделать сам, не считаясь с другими. Есть у них такой крен. Р.Н. Дёмин: Пожалуйста, Ваш вопрос.
А.М. Столяров: У Вас выступление или вопрос? С.А. Емельянов: … это журналистка больше, а не философии. А вопрос такой у меня. Вот Вы сказали, что революция – это движение от тоталиритаризма к демократии. Так, а что тогда, Октябрьская революция вообще не вписывается, что ли, в Вашу концепцию? Это не революция, что ли?
А.М. Столяров: После Февральской революции в России была провозглашена демократия. Это первый небольшой шаг в сторону демократии от имперского правления. Потом начался период диктатуры, но обратите внимание, даже сталинская диктатура драпировалась под демократию. Это очень характерная вещь, её, кстати, замечаю не только я, её замечал Фукуяма. Диктатура и автократические власти сейчас скомпрометировали себя настолько, что даже в тех случаях, когда возникает диктатура, она вынуждена драпировать себя демократическими лозунгами. Приходит к власти хунта и немедленно заявляет, что они все демократы, все поголовно, просто в стране небольшой беспорядок. Вот они сейчас порядок наведут и немедленно передадут власть, немедленно вернуться к демократической форме правления. Другое дело, что это «немедленно» может надолго затянуться. Что касается сталинского периода, то это период диктатуру после революции. Он был у Кромвеля, например, в английской революции, была диктатура. Была диктатура Наполеона, полицейское государство. С одной стороны, войска Наполеона несли свободу народам Европы от монархий. С другой стороны, это было типичное полицейское государство с всевластием полиции. Юридические основания защиты личности Наполеона были урезаны донельзя. Может я не так что-то сказал, но Вы можете отразить это в своем выступлении. Р.Н. Дёмин: Вопросы. Светлана!
С. Василькова: Андрей Михайлович, скажите, пожалуйста, а какая форма государственного устройства лично Вам больше всего импонирует? Авторитарная?
А.М. Столяров: Я бы сказал, менее неприятная. Конечно, демократия. Кому же хочется, чтобы ночью стучали в двери и забирали по пустяковому обвинению! С. Василькова: Хорошо, а если конституционная монархия? А.М. Столяров: Это все равно демократия, это просто местные особенности. С. Василькова: Аристократия, предположим. А.М. Столяров: Если есть парламент выборный, если есть правительство, отчетное парламенту, если король не вмешивается, по конституции не может распустить парламент и оставить в доставку правительство, значит это демократия. Р.Н. Дёмин: Да, пожалуйста.
Л.А. Орнатская: Скажите, пожалуйста, можно ли сказать, если можно, то при каких условиях, можно ли сказать, что современная демократия в целом в мире переживает в настоящее время кризис?
А.М. Столяров: Да. Л.А. Орнатская: И в чем тогда этот кризис? И каковы перспективы? Вы говорите, что перспектива такая лучезарная, движение к демократии. А.М. Столяров: Я это ни разу не говорил. Я бы обратил Ваше внимание, я делал безоценочный доклад. Я ни разу не сказал, что демократия это лучше, чем автократия, ни разу. Я просто указал на вектор. Л.А. Орнатская: Но это очень хорошо чувствовалось. А.М. Столяров: Возможно, что это чувствовалось. Демократия, да, находится в кризисе сейчас, весь мир, не только демократия. Экономика находится в кризисе, например, глобальная. Кризис демонстрации… Понимаете, мы сейчас находится в транзитном периоде, весь мир трансформируется. Во что он трансформируется, никто не понимает. Как сделать трансформацию мягкой никто не знает, правительства этим не озабочены. Естественно, что эти выплески трансформации, когда идет непрерывный кризис, они приводят и к кризису демократии. Потому что ошибки, экономические затруднения переносятся, конечно, на авторитет власти. Л.А. Орнатская: Ну значит и Ваша первая закономерность тоже ставится под вопрос? А.М. Столяров: Нет. Большинство режимов, существующих в мире, сейчас демократические. Р.Н. Дёмин: Если Вы позволите, тогда я задам вопрос. А.М. Столяров: Да. Р.Н. Дёмин: Андрей Михайлович, скажите, пожалуйста, если с Вашей точки зрения различие, и если есть то, в чем оно, между реставрацией и контрреволюцией? А.М. Столяров: Скорее всего, нет. Р.Н. Дёмин: Т.е. это одно и то же. А.М. Столяров: Да, скорее всего. Контрреволюция может привести к реставрации. Р.Н. Дёмин: Нет, если контрреволюция может привести к реставрации, то это же разные вещи. А.М. Столяров: Ну, контрреволюционное движение – это процесс возращения к реставрации, вот так если с ходу отвечать. Р.Н. Дёмин: Хорошо, тогда перейдем к выступлениям. Г.П. Медведев: Александр Александрович называл события 1991 года контрреволюцией. Вы может пояснить, согласны Вы с таким определением? А.М. Столяров: Путч? Г.П. Медведев: Нет, не путч, а смена власти, приход Ельцина и т.д. Вот это он называл контрреволюцией. А.М. Столяров: Контрреволюцией был путч. Р. Ключник: Не большевиков возвращение, либералов.
ВЫСТУПЛЕНИЯ Р.Н. Дёмин: Давайте перейдем к выступлениям. У нас уже поступила заявка на выступление, и дадим возможность Эдуарду Олеговичу Шульцу. О.Э. Шульц: Спасибо. Я, прежде всего, хочу поблагодарить Андрея Михайловича за чрезвычайно содержательный и для меня, по крайней мере, очень полезный доклад. Но по нескольким аспектам, поскольку я имею свое собственное мнение на этот предмет, я хотел бы довести это мнение до аудитории. Это столь многоплановая тема на самом деле, что тут должен был бы состояться по этому докладу не один еще доклад, но я думаю, что больше 3-5 минут мне не дадут, поэтому я могу только тезисно обозначить некоторые проблемы и мое отношение к ним. Глобальный системный кризис – это миф или это реальность? Это реальность, причем предсказанная в 1970-е годы в докладах Римскому клубу. К ним относились тогда, особенно в советской печати до некоторой степени наплевательский, говорили, да, ну что там, это загнивающий империализм, это у них кризис, но и бог с ними, а нас это не касается. А потом наши специалисты во главе с Д.М. Гвишиани, вероятно по заданию Политбюро провели аналогичные исследовании по такой же методике, в основе которой лежал метод Форестера. Провели это исследования и пришли к выводу: ничего ложного и никаких ошибок в этих исследованиях нет. Исследования на математических моделях последнего времени сжимают эти сроки. Кризис был по докладам Римскому клубу отнесен в период с 40-го по 60-й год текущего столетия, в среднем 50-й год. Сейчас эта граница по новым моделям сдвинута, т.е. для некоторых государств процесс идет уже полным ходом. Это что касается прогностических моделей, они достаточно хорошо развиты. Что касается понимания хода истории. Вот говорилось здесь, совершено, по-моему, гениально. Ну может я преувеличиваю: интуитивно угадан действительно действующий закон в социуме. И называет он закон гармонизации общественных отношений, и доказан он строго аналитическим путем. Это другой род внедрения математики в социологию, это уже не прогностическая математика стохастически-динамическая, это сугубо динамические методы, использующие фазовое пространство, и т.д. и т.п. И этим методом доказан, выведен строго, как это делается в естествознании, закон гармонизации общественных отношений. Поэтому смена авторитарных режимов, диктаторских и всяких прочих, демократическими – это совершено естественный процесс. Это процесс, которым живет социум, которым живут на самом деле не только социальные структуры, системы, а живут все самоорганизующиеся, или так называемые негэнтропийные системы. Это закон их существования, такой же непреложный, как законы в механике. Это что касается моделирования, выводов, вытекающих из моделирования, законы гармонизации. Теперь несколько слов о самой власти, вот верхи не хотят, а низы уже больше не могут, авторитарный понимает, что его ждет гильотина и поэтому никогда не откажется. Но это, так сказать, субъективный человеческий фактор, никуда не денешься. Тут нужно сказать, что в самоорганизующихся системах, в отличие от того, как полагали основоположники марксизма, что базовым элементом является экономика, так вот на самом деле, это доказано строго, базовым, или исходным, или доминантным элементом в любой самоорганизующийся системе не экономика является, а является функция управления. Может быть всего чего угодно: еды, прочих вещей, сколько угодно. Как только функция управления не только исчезает, а ослабевает – кризис неизбежен. Система разваливается, если вовремя не остановить этот процесс. Она деградирует до полного исчезновения. Т.о. система управления в самоорганизующихся социальных системах – это подсистема, но сложная система, функция управления, и как таковая она должна состоять из двух компонентов. Из конформативной оставляющей, потому что без нее порядка нет, её задача хранить как можно дольше всеми средствами установленный порядок более или менее стабильным. Иначе общество жить не может. И оперативная оставляющая. Если её нет, общество тоже жить не может. Если одна оперативная – это хаос, это анархия, анархо-синдикализм или просто анархия, это конец социуму. Это эпоха, которая во время революции, где каждый сильный – хозяин. Если только консервативная, т.е. осуществление вертикали до умопомрачения, или анархия, или это автократия в другой форме – это тоже гибель системы. Такая система хороший бегун на короткую дистанцию, она быстро мобилизует весь ресурс социума, но социум быстро выдыхается, как разряжается аккумулятор, и такая система тоже обречена. Поэтому и это утверждение, которое здесь прозвучало и мне очень импонирует о том, что «верхи не могут, низы не хотят», и что это подтверждается из раза в раз – это действительно объективный закон не только истории, а вообще негэнтропийных систем, поэтому это фундаментальный закон. И вывод. Если общество будет действовать в соответствии с объективно действующими законами, потери его будут минимальны, а прогресс грандиозным. Если оно по-прежнему методом… При том, что есть еще закон ускорения социального времени, и он сейчас действует. Если по-прежнему общество будет, извините за непарламентское выражение, тыркаться методом проб и ошибок, теряя много времени по пустякам, оно обречено. Спасибо.
Р.Н. Дёмин: Спасибо. Яков Адольфович, пожалуйста! Я.А. Фельдман: Фельдман Яков Адольфович.
Андрей Михайлович, огромное спасибо! Все-таки на вопрос в чем же прогресс, можно ли его измерить, и почему движение от авторитаризма к демократии неизбежно – есть ответ и я дам несколько ключевых слов, по которым Вы сможете его сами построить. Я постараюсь быть очень кратким. Объективно существуют социально-культурные стратегии в обществе. Кто-то потребляет информацию, чужие готовые решения, кто-то их передает, кто-то их сам вырабатывает. Это три основные стратегии – «потребитель», «транслятор» и «автор». Так вот авторов становится всё больше и права их становятся всё более защищенными. Простой пример, Библия не защищает права автора, который пишет книги, она защищает только права судьи, который принимает решения – «не лжесвидетельствуй». А права автора, который пишет книги, т.е. права авторства в полном объеме защищает впервые указ королевы Анны в Англии от 1710 года. Во Франции указ такой был принят в 1788 году, а в России в 1828 году. Т.е. то, что человек может быть автором и что его надо признать в этом качестве – это очень позднее достижение цивилизации. В религии вообще автором является Бог, даже Папа Римский это Его посредник, пророк Его, передающий Его решения на землю. Поэтому то, что большее число людей способно само принимать решения – хорошее у нас правительство или плохое, надо ли его менять –увеличение доли таких людей в общей массе населения, это и есть прогресс. И если этих людей мало, это узкий круг, очень узкий круг, то и возникает естественная авторитарная власть. Если такой круг широкий, если все вышли на площадь и хотят, чтобы их мнение учитывалось при смене власти – это движение к демократии. Так что этот вектор существует объективно, этот сдвиг неизбежен и его можно измерить даже количественно. Но есть и качественные признаки. И вообще мир усложняется, с этим ничего не поделаешь. Я в заключение хочу прочить вам одну новость, которую я прочитал в «Живом Журнале» сегодня от диакона Андрея Кураева. Он пишет: «Православный аналог Франциска – это преподобный Нил Сорский, критик монастырских имений и проповедник нестяжательства. Среди епископов нашей Церкви его имя носит только епископ Муромский Нил. Именно у него 12 марта угнали Lexus» (оживление в зале). К чему это я говорю? Потому что мир умнеет, этот ум измеряется тем, что мы быстрее можем передать важную информацию, и это уже не обратить. Больше людей будет в стране самостоятельно мыслящих – больше будут шансы у демократии. Спасибо. Р.Н. Дёмин: Александр Леонидович Казин. А.Л. Казин: Я вот прихватил с собой на трибуну свою новую книгу под названьем «Частица бытия», которую я хочу подарить Андрею Михайловичу Столярову. И даже прочту надпись: «Моему давнему оппоненту Андрею Михайловичу Столярову, с которым я не согласен, но уважаю». Вот я её Вам дарю, надеюсь, Вы её прочитаете. А.М. Столяров: Да, спасибо! А.Л. Казин: И я хочу сказать с самого начала, что мы действительно давние оппоненты с Андреем Михайловичем. Мы дискутировали с ним и устно, и письменно, и на телевидении, и на радио, и на журнальных страницах. И поэтому, конечно, я с самого начала могу сказать, что я не согласен почти ни с чем, что сказал Андрей Михайлович Столяров. Кроме одного, самого первого утверждения, такого мощного онтологического утверждения, согласно которому переход от автократического правления в этом мире, вообще в истории, к демократическому неизбежен, и всё. А почему неизбежен Андрей Михайлович не сказал. А.М. Столяров: Не могу. А.Л. Казин: «Не могу». А все остальное то, что говорил Андрей Михайлович, по меньшей мере, спорно, а если его квалифицировать в ценностном контексте, то это конечно энциклопедия современного либерализма со всеми присущими ему достоинствами и недостатками, в том числе с хорошей аналитикой и с абсолютно безнадежной перспективой. Во всяком случае, относительно России. Не знаю, с чем это связано, с отсутствием то ли каких-то ценностных предпосылок, которые адекватны стране, в которой живут русские либералы, то ли с еще чем-то, не знаю. Но перейдем к сути дела. Есть, вообще говоря, две основные концепции мировой истории. Условно говоря, оптимистическая и пессимистическая. Оптимистическую обычно называют прогрессивной, а пессимистическую регрессивной. Грубо говоря, я предельно схематизирую, потому что нет времени, я не могу делать второй доклад. Прогрессивная концепция мировой истории заключается в том, что история развивается по восходящей линии, и критерием этого развития является якобы переход к демократии. Критериями такого прогресса, например, в марксизме является развитие производственных сил, а в идеалистической концепции, как правило, возрастание степени свободы человека и общества. Считается, что свобода сама по себе хороша и демократия сама по себе хороша. Хотя и Андрею Михайловичу ясно, что демократия сама по себе – это в высшей степени турбулентная, как сейчас модно говорить, вещь. Хорошо, наверное, знают присутствующие, что демократию невысоко ставили Платон и Аристотель. Демократии бывают в высшей степени разные и либеральная демократия – это только один из типов демократии, отнюдь не единственный в мире. Бывают нелиберальные демократии, и Гитлер это только один из примеров. Вторая концепция – пессимистическая, заключающаяся в том, что история идет не вверх, а вниз – от более высокого типа человека, находящегося у власти, или типа элиты, находящегося у власти, к более низкому типу элиты, находящейся у власти. И если мы вспомним таких выдающиеся мыслителей России и Европы как Константин Леонтьев, Фридрих Ницше, Освальд Шпенглер, Мартин Хайдеггер, Рене Генон, Юлиус Эвола, то вы увидите, что эта концепция прямо противоположна той, которую развивал Андрей Михайлович. И весь этот путь от автократии к так называемой демократии есть не что иное как регресс, прежде всего, духовно-качественного, духовно-ценностного типа человека или типа элиты, которая осуществляет реальную власть в цивилизации как на религиозном, так и на культурном, на научном, на художественном, на любом другом уровне. У меня нет времени развивать эту концепцию, достаточно почитать этих авторов. Во всяком случае, путь этот, нисходящий путь истории идет от власти, связанной с божественным происхождением власти или просто типом человека по Платону, скажем, жрецов, они же священники, они же мудрецы -- к так называемым революциям кшатриев, если использовать индуистскую терминологию, т.е. власти, связанной с военным сословием, со вторым сословием, аристократическим, дворянским (например, королевская власть). Хотя смотря какая королевская власть: одно дело власть французских королей, которые считали себя королями от Бога и за них пожертвовала собой святая Жанна Д’Арк. А другое дело, действительно, Людовик XIV, который говорил «государство – это я», или Людовик XVI, которого поразила революция, это действительно уже другая власть. И так далее – вплоть до перехода власти на уровень третьего сословия—дельцов, буржуазии. И наконец, четвертое сословие, условно говоря, пролетариат или чернь в римском словоупотреблении, который интересуются в основном только одним – хлебом и зрелищами. То есть тип человека, который приходит к власти – вот что является критерием прогресса или регресса в истории. Это сама простая схема, которая может быть наложена и развиваема бесконечно, и я естественно не имею времени, чтобы её развивать. Я утверждаю только одно. Сегодняшняя западная цивилизация не имеет с демократией ничего общего. Сегодняшняя западная цивилизация – это власть мирового финансового класса, который осуществляет свои политические, экономические и прочие акции за счет определенного рода демократических процедур, задача которых только одна – облечь в демократические одежды реальную власть финансового капитала (капиталократия). Для этой цели мировому финансовому классу не нужны ни государство, ни религии, ни церковь, ни нация, ни высокая культура, ни образование. Мировой финансовый класс занят только одним – утверждением своей собственной власти, а все остальное, вся остальная атрибутика, в том числе атрибуты демократии так называемой, есть не что иное, как определенного рода политический спектакль. Вот это что касается мировой ситуации. Является ли переход к такого рода строению общества, культуры, государства прогрессом – это вам решать, господа-товарищи. Другое дело, что происходит в России, вот «авторитарный тупик» и прочее. Я бы сказал несколько иначе. В 2004-8 годах под руководством Владимира Владимировича Путина был осуществлен переход от диктатуры определенного слоя собственников под названием «семибанкирщина» (по странному стечению обстоятельств, в основном представителей еврейской национальности) к другому слою собственников, которые оказались в основном членами партии «Единая Россия». Из зала: А национальность у них какая? А.Л. Казин: Другое дело, что… А.М. Столяров: Они не все еврейской национальности. А.Л. Казин: Одну секунду! Другое дело, что этот переход в значительной степени оказался на пользу России, как и сам сказал об этом Андрей Михайлович. Поэтому я этот переход поддерживаю во всех отношениях, во всех смыслах. Я предпочитаю, чтобы в этом смысле правящая элита была преимущественно национальной. Совершенно очевидно, что при Ельцине Россия находилась под внешним управлением все 1990-е годы. Правительство Гайдара – это было правительство, поставленное мировым финансовым классом, мировым банком, где в каждом департаменте сидело по американскому советнику. Более того, вся конституция наша была написана американцами. Путин попытался и небезуспешно эту ситуацию преобразовать с помощью тех средств и тех сил, которые были у него в распоряжении. Конечно, прежде всего с помощью спецслужб. Более того, он опирается на них и по сию пору, и правильно делает, потому что это одна из эффективных, наиболее действенных структур в нашей стране. Разумеется, это не нравилось и не может нравиться представителям иных сил в нашей стране и в мире. Ситуация 2011 года была ситуацией контрреволюции по отношению к той властвующей группировке, которая была оттеснена на вторые роли. Разумеется, Болотные площади это только внешние студенческие тусовки во главе с Ксюшей Собчак и прочее, которые являются частью постановочного спектакля. Реальные руководители оппозиции на эти площади не выходят. В этом смысле я не думаю, что власть страдает уж таким большим политическим астигматизмом по терминологии Андрея Михайловича. Я думаю, что эта власть кое-чего понимает, что происходит, и в этом плане митинги на Болотной, и на Сахарова, и на Поклонной горе – это в значительной степени, разумеется, постановки с той и с другой стороны, но за этими постановками стоят вполне реальные силы. Каковы перспективы? Просто я предельно кратко говорю, потому что времени у меня нет и я не делаю доклада, хотя могу сделать доклад на эту тему тоже минут на 40. Значит, я утверждаю две вещи. В России невозможен капитализм в принципе, по одной простой причине. Капитал идет туда, где ему выгодно, куда ему выгодно, где он дешевле, где больше производится продукции на единицу затрат. Россия самая холодная страна на свете и одно это гарантирует её от капитализма как такового в условиях глобального мирового рынка. Капитал из нее уйдет и уже уходит. Поэтому никакого хозяйства, никакого государства, никакой политической системы, построенной на чистом капитализме рыночного типа, демократическом, если угодно капитализме, в России никогда не было, нет, и не быть может. Это второе мое утверждение не менее смелое, чем у Андрея Михайловича о том, что история идет от автократии к демократии. Ну и, наконец, третье мое утверждение полемически направленное против тезиса Андрея Михайловича, заключается в следующем. Русская власть или власть в России всегда была революционна. В том числе царская, императорская, советская. Или, если угодно, это была действительно автократическая власть, а лучше сказать власть сакральная, священная («центроверх», по терминологии замечательного московского историка Фурсова). Я надеюсь, мы когда-нибудь его пригласим на наш семинар Андрея Ильича Фурсова, и он нам изложит эту концепцию. Поскольку, в силу опять-таки географических особенностей России (правы тут евразийцы были), прибавочного продукта в России производится меньше, чем в более благоприятных странах, странах более благоприятного теплого климата, где снимется по три урожая в год. Поэтому власть в России вынуждена, хочет она или не хочет, распределять прибавочный продукт нерыночными средствами. Отсюда возникает самый главный тайный парадокс русской власти, русской истории. Это союз грозного царя с народом поверх головы среднего класса (буржуазии). Это союз царя с народом, как бы этот царь ни назывался (я сейчас выношу за скобку метафизическую и религиозную природу русского царства). Вот этот союз царя с народом поверх головы боярства, дворянства, партийного аппарата и т.д. – это и есть ключ к пониманию русской истории. И поэтому я могу сказать, что будет дальше довольно конкретно. В ближайшее время вот эта Дума, которая существует, выполнит всю черную работу, примет все непопулярные среди либералов законы, и потом будет либо распущена, либо новые выборы, когда придет срок. Будет образована новая партия власти, которая будет, не знаю как называться, предположим, «Новая родина», и которая включит в себя три основных элемента современной русской политической нелиберальной общественности. Это православные патриоты, это близкое к православию патриотическое крыло КПФ, и это национальные движения, готовые сотрудничать в этом направлении и с православными патриотами и с коммунистами. Эта партия победит благодаря двум лозунгам, двум простым волшебным словам: «природная рента» и «этническая миграция», вот эти два лозунга будут на следующих думских выборах победителями. Андрей Михайлович, спорим на бутылку шампанского. Р.Н. Дёмин: Владимир Викторович Ведерников. В.В. Ведерников: Прошу прощения, но выступление моего многоуважаемого предшественника напомнило мне пункт 13-й известной программы из 25 пунктов 1920 года относительно национализации капиталов. Ну, так к слову. Известная программа, которая была осуществлена в свое время, в 1933 году в Германии. Но я хотел бы сказать о другом. Андрей Михайлович говорил о революциях, о векторе развития, который с неизбежностью приводит к отказу от авторитаризма и реализуется в демократическом пути развития. С этим трудно спорить. Но это справедливо лишь в том случае, если смотреть на проблему предельно общо. Не всегда революционные потрясения венчались демократическими реформами. В ряде стран они завершались становлением авторитарных систем. Для примера возьму две близкие страны, где революции, которые решали одну и ту же проблему – модернизации – привели к разным результатам. Первая страна – Япония, где, в общем, удалось перейти к европейской модели развития достаточно безболезненно, хот там и была революция. Из зала: Война. В.В. Ведерников: Очень кратковременная. И Китай, который после свержения монархии был втянут в хаос гражданской войны, затем довольно длительный и наверно не законченный еще период, когда утвердился режим автократии, там демократией, в общем-то до сих пор, не очень пахнет. А иранская революция 1979 г. вообще отбросила страну назад. Ведь при шахе проводились достаточно успешные реформы, нацеленные на европейскую модель, а теперь в стране установлена теократия. Срывы на пути движения к демократии характеризуют и историческое развитие России, которая в 1905, 1917, 1989 годах делала неудачные попытки пойти по европейскому пути. С чем же связаны эти срывы? На мой взгляд, Россия – это страна, у которой огромное имперское наследие. И оно оказывало и оказывает влияние на ход исторического процесса. Приведу один пример. Июльский кризис 1917 года вызван не только крахом июньского наступления, но и стремлением Украины воспользоваться ситуацией и получить широкую автономию. Не менее острым был в 1917 году и финляндский вопрос. Русские демократы – от кадетов до умеренных социалистов – были уверены, что если в России будет демократия, то окраины с большим удовольствием будут жить в демократической республике. Вышло наоборот. Права и свободы окраины использовали, чтобы дистанцироваться от империи. Соединить империю с демократией – задача сложная, а, может быть, и невозможная. Поэтому, ставя вопрос о возможных революционных потрясениях, надо иметь в виду, что они неизбежно обострят отношения центра и окраин. Автократический же режим «заглушает» конфликты, связывает центр и периферию. И второе, о чем бы я хотел сказать, что тоже затрудняло продвижение России к демократии. Это отсутствие культуры диалога. В 1905 году Государь идет на действительно важные срезные уступки, создается народное представительство. Но ведь власть не пытается с оппозицией договориться, Государь не хочет выглядеть слабым. Его позиция примерно такова: «уступки делаю я по своей доброй воле». А общественность ему не верит, отсюда этот трагический конфликт в Первой Государственной Думе. Власть считала, что парламент займется текущей черновой работой, а депутаты хотели бы взять на себя учредительные функции. Все это и породило острый конфликт. На Государя депутаты не нападали (он в конституционной теории – лицо безответственное), но вот министрам доставалось, и доставалось серьезно, В итоге диалог не получился, хотя Дума – это инструмент, где этот диалог и должен рождаться! Но не то же ли самое мы видим и в современном обществе. Я слежу за этим скандалом вокруг статьи в «МК» – ну действительно хамская публикация! Понимаете, если речь идет о женщинах – ну как такие вещи можно писать! И, тем не менее, та публика, которая считает себя демократической, она всё это не осуждает, считая, что для дискредитации оппонента все средства хороши. Культуры диалога нет никакой, и это тоже грозит нам очень серьезными опасностями. Большое спасибо за внимание! Аплодисменты
Р. Ключник: Благодарю за предоставленное слово.
Тема очень интересная, тем более, что очень актуальная у нас. Она и вообще актуальная, можно прочитать с этой точки зрения лекцию о роли революции в прогрессе человеческом, и так далее. Но я свое небольшое выступление разделю на две вещи: прошлое как анализ выступления и актуальное настоящее, что я думаю, очень интересно. И в каком-то плане мое выступление будет неким продолжением вступления Александра Леонидовича Казина. Потому что я почти со всем, во многом с ним согласен, кроме роли Путина. По поводу маленькой ремарки, может быть для кого-то мелкой, для кого-то важной. Гитлер не был избран демократическим путем, просто будьте внимательны в истории. Он был назначен американским президентом по настоянию демократических сил, которые выиграли в Первой мировой войне, читайте внимательно мемуары Черчилля послевоенные. В 1932 году, когда пропагандировали Гитлера, он летал на самолете, вместе с ним летал Рандольф Черчилль, чтобы контролировать деньги, которые Гитлеру выделили на предвыборную компанию. Поэтому надо быть аккуратным в таких выражениях. Раз. Тем более, когда речь идет о США 1930-х годов. Речь не только идет о знаменитой мафии, но там вообще был полу-рабовладельческий строй, вы знаете, в каком положении находились негры, апартеид. Поэтому говорить о демократии в США 1930-х годов, ну, это как-то немножко некорректно. Потом то, что говорил товарищ по автократии. Автократия, в самом деле, бывает разная, и разные бывают крайности. Я думаю, уже многие поняли, посмотрите телевизор. Я думаю, что многие египтяне, ливийцы, иракцы и т.д. они уже с удовольствием вернулись бы в ту автократию, которая у них была, которую они проклинали. Потому что, вы видите, чем закончилось. Они конечно хотели какую-то идеальную демократию, о которой им рассказывали, но жизнь, суровая реальность другая, поэтому они уже многие бьются головой о ближестоящее дерево, и говорят, какими мы дураки, послушали пропаганду либерал-демократов и вот разрушили свою автократию. Тем более в Ливии там вообще было замечательно жить, поверьте мне. Поэтому то, что там произошло – это катастрофа этих народов, и она должна быть поучительной для других. Поэтому надо быть осторожней. К тому, что автократы не владеют ситуацией – это тоже не соответствует действительности, потому что автократом является батька Лукашенко известный. И сказать кому-то, что он не владеет ситуацией в Беларуси это просто смешно. Более того, это пример положительной автократии, потому что любой, кто бы ни пришел вместо батьки, Иванов, Петров, Сидоров, но не дал приватизировать, как у нас в 1990-х годах заводы, не дал развалить колхозы, совхозы, чтоб кормить самим свой народ, он был бы назван автократом. А в Беларуси не было никогда государства, потому что там исторически нет экономического обоснования, нет выхода к морю, и просто нет ресурсов, это была бы гуманитарная катастрофа. А так, вот, пожалуйста – нет ни границ, ни таможни, полдня и вы в Беларуси, езжайте, прогуляйтесь, посмотрите – я бы сказал даже рай, оазис, и т.д. Прекрасно, и все проблемы решены, и подметают беларусы там, и всё, не увидите ни одного таджика, узбека, и как-то они там работают прекрасно. Есть свои конечно минусы, но не такие глобальные. Я даже не буду объяснять, могу на эту тему отдельную большую лекцию прочитать. Просто хоть раз прогуливайтесь, посмотрите, погуляйте по историческим местам, они восстановили все средневековые замки и т.д., там очень красиво можно погулять по небольшой Беларуси. По поводу дискредитации власти. Как-то был упущен фактор злоумышленной дискредитации власти, то же самое, что у нас было и при российской империи, и в 1991 году. Есть же есть, которые активны, про которые говорил Александр Леонидович Казин, которые действует. И тоже наш царь в Пскове, знаете, как в философии «Мир как представление», читайте книги. Сейчас масоны легализовались, пишут книги, сами признались, есть такая книга «Буратино на ступенях масонского храма». Сами признаются, что февральская революция это ихнее дело. Во Временном правительстве был только один не масон. Масоны генерал Рузский и Алексеев представили такую картину императору: всё в крови, всё горит, если он не откажется от власти будет кошмар, катастрофа. Но он человек не очень был глубокого интеллекта и слабой воли, он поддался этим уговорам и отказался от монархии. И всё, нет других трактовок, я сказал кратко, я на эту тему книгу написал, читайте мою книгу, они у меня нумерованы, где масса доказательств, признаний тех же масонов, которые пишут и признаются в этом. Зачем же мудрить, кривить? Не надо кривить и лукавить на эту тему. Тоже если брать активный фактор. Предыдущий выступающий тоже говорил по поводу 1906 года и Февральской революции. Февральская революция на самом деле дала почти все права демократические, полный список, в том числе и дал равноправие евреям, надеюсь, все это знают. Но что после этого произошло? Читали, надеюсь, историка Семёна Марковича Дубнова, самого у нас знаменитого, именем которого назван университет в Москве. Он, Винавер после этого собрали конференцию в Вильнюсе под названием «Достижение евреями полноправия в российской империи». Из зала: Вильнюс был оккупирован немцами. Р. Ключник: Я говорю про конференцию наших революционных сил, кто двигал революциями, тех идеологах, кто за ними стояли. Чем отличается полноправие от равноправия? Поэтому, чтобы достигнуть полноправия пошло углубление революции. С какой целью выехали на трех кораблях, кстати, не на одном Бронштейн-Тройский из Америки и Ленин-Бланк из Европы? Зачем нужно было углублять революция, итак там все процессы шли хорошо, демократии было выше крыши. Потом, если говорить о диктатуре, то тоже некорректно, потому что диктатура, красный террор 1918-го года, 1919, 20, 21, 22, 23-го нельзя назвать сталинским режимом. Почему-то все боятся назвать, что был кровавый режим Ленина и Троцкого. Обязательно надо всё за Сталина спрятать. Слушайте, ну не надо лукавить, как-то нужно быть просто порядочными в истории немножко. Дальше, по поводу того, что в XIX веке не было революции в России. Была революция, просто мы живем в методологии, методикой, аппаратом пользуемся, который был создан в советский период, а большевики не участвовали в революции, которая описана прекрасно в мемуарах их участников, читайте Веру Фигнер. С 1877 года по 1881 каждую неделю взрывали чиновников, шла террористическая война. Не нравится «революция», назовите террористическая война. Чем закончилось? Уничтожили Александра II Реформатора, вот чем закончилась эта революция, она просто не достигла апогея, потому что встал народ, было 600 погромов и т.д. Если вы посмотрите списки участников этих всех, кого арестовали, то это всё абсолютно не русские элементы. Она инициирована была извне. Поэтому была и тогда революция, и этих революций у нас тут была целая куча, этих революций. Поэтому надо быть внимательным. Перейду к действительности, к сегодняшнему. Ну, по поводу пассивности. У нас современность делится на три части: а) революция, и б) сопротивление революции властями. Я не согласен с Александром Леонидовичем в том плане, что, да, у нас пришла группа управления во главе с Путиным, которая решила поделиться, взять сейчас власть у олигархов. Но они их не устранили и не прогнали, не отобрали, не конфисковали, они решили соучаствовать в управлении, соуправлять, на самой вершине власти. Там вообще была чуть не абсолютная власть Березовского, Гусинского и т.д. Но тогда уже логотип был такой, что в 1992-го году, сразу после развала СССР на самой богатой части России было установлено, я уже с этой трибуны как-то объяснял, не классический капитализм как там во Франции, Италии, Швеции и Норвегии. А именно этнографический, тот, который акула капитализма Сорос называл грабительским. И это было, я уже объяснял, это греки разрабатывали, и немцы разрабатывали, почему даже Гитлеру рекомендовали олигархический режим установить на захваченных территории оккупированных странах? Поэтому у нас по этой же технологии был установлен для грабежа олигархический режим. А с 1996-го года, когда Ельцина на второй срок избрали, тогда эта кучка получила ресурсы народные. Вообще это был грабеж такой невиданный в истории человечества – огромная страна была ограблена, там, 6-8 человек. Ограблены и мы, и наши дети вперед, и наши правнуки. Поэтому чтобы эту власть удержать в руках, а режим у нас превратился, он модернизировался в этом худшем плане, он стал называться не только олигархическим капитализмом, но олигархический колониальный. Россия превратилась в колонию, в сырьевой придаток. Владимир Владимирович хотел облагородить назвал сырьевой державой. Суть не поменялась, он стал колониальным придатком. Правильный лозунг, что в России должна быть русская власть, ну 80 процентов населения, конечно тут должна быть не еврейская власть, ни английская, а русская власть. Поэтому уже тогда Березовский сопротивлялся, и он тогда уже выдвинул тезис «еще одну революцию Россия не выдержит», несколько выдержала, а эту всё, вот этой революции не выдержит, потому что олигархи начали защищаться и начали выдвигать новейшие технологии даже по этой защите. Обращаю внимание на интересную технологию, недавно вышел фильм «Жила-была одна баба». Такой интересный фильм, даже такой на необычайно правде, там настоящие комиссары, которые не могут выговорить слово «кукуруза», и китайцы, и всё прочее, вообще правдивый. Но такой жуткий и страшный, что просто оторопь берет, ужастик. Знаете, ужастик. Я думаю, чего такой создали ужастик? Просто тошнит от страха. Оказалось, нашел информацию, где была презентация фильма в Москве. Этот фильм был создан с помощью денег и по инициативе Вексельберга, Фридмана, Чубайса, и кто у нас там еще один олигарх. И всё встало на свои места, понимаете, идет превентивная защита. Фильм говорит: не надо больше революций, ну ради бога. Всё как есть, всё замечательно, может быть только хуже. Понимаете, идут технологии защиты от революций, убеждение. Я могу много их перечислять, но это займет время, поэтому тема эта очень интересная. Ну и последняя еще ремарка. Юрьев Александр Иванович собрал закрыто совещание либеральных политтехнологов, журналистов, меня пригласили, чтобы альтернативную точку… Я там на эту тему прекращения революции слышал интересные термины: «мягкие способы насилия», «интеллектуальные способы подавления». Все они направлены, чтобы народ не взорвался, потому что как бы грядет эта ковровая революция народная. Вот то, что говорил Александр Леонидович, я согласен, что придут… Кстати, не всё идет к демократии. Ницше говорил, что по кругу, там четыре формы правления, как у Платона, идет смена. Это важные вещи. Вот девушка задавала вопрос кто там придет и кто будет революционной силой. Всем рекомендую, и вам, девушка, загляните в Интернет «Масленица во Владимире». Вот два дня прошла масленица во Владимире, то увидите, какие силы это организовали. Я думаю, это одна будет из основных сил, которые перечислил и Александр Леонидович, которые окажутся самые революционные. И власть, думаю, будет вынуждена с ней сотрудничать, потому что власть отступает. Странно, что такой умный человек мне объяснил про коррупцию. Власть пускает пары недовольства, медленно уступает, пятясь, но сохраняя свою власть. Поэтому понятно, почему эти разоблачения. Ну, спасибо за внимание. Р.Н. Дёмин (следующему желающему выступить): Так, пожалуйста. С.А. Емельянов: Уважаемые участники, я тоже хочу несколько слов глубоко о высоком сказать. Ну, я тоже не согласен с основными положениями доклада Андрея Михайловича. Постараюсь, как говорится, без патетики несколько тезисов высказать по этому поводу.
Термин «революция» действительно очень многожильный, многоаспектный. В него стягиваются практически все грани и аспекты бытия, и мы сейчас все эти аспекты обсуждать не можем в виду отсутствия времени, но всегда полезно начинать с этимологии. Что такое философия? «Философия – это любовь к мудрости». Фотография что такое? «Пишу светом». Ну, всё понятно. А что такое революция дословно? А «революция» – это возвращение, поворот, возвращение общества к самому себе. Поэтому я считаю, что Октябрьская революция, да, это полноценная политическая революция. А события 1990-х годов нельзя назвать революцией. Следующий тезис. Тоталитаризм при всех его недостатках, я не говорю, что там всё было замечательно, но тоталитаризм не существует без идеала, а это очень дорогóго стоит. А для демократии идеалов вообще почти не существует. При демократии цели и максимизация функция полезности. Поэтому, как говорится, имеет то, что имеем. И наша страна сейчас не развивается, она просто изменяется. Развитие и изменение – это разные философские термины. Развитие – это процесс неотвратимого качественного изменения состояния системы, сейчас нет этого. Сейчас есть изменения в политической, экономической, культурных областях. Развития как такого нет. По поводу современной революционной ситуации. Я считаю, что в современной России революция закончится в ближайшем отделении милиции, потому что все будут бороться за повышение заработной платы. Современную геополитическую систему практически невозможно опрокинуть. И ситуация сейчас кардинально отличается от той, которая была в нашей стране в начале XX века. Ну и последний момент, надо отвечать на вопрос «что делать?». В России же два системообразующих вопроса – «кто виноват?» и «что делать?». Виноватых надо или найти или назначить, ну в данном случае виновата мировая капиталлократическая система. Ну вот вопрос «что делать?». Честно говоря, я не знаю что делать. У меня нету убедительного концептуального ответа на этот вопрос. Как говорил скульптор Неизвестный, он это говорил по отношению к советскому периоду: «Ну что делать? Надо или застрелиться или создать универсальную систему». Так вот и нам наверно тоже нужно создать постараться универсальную систему, которая включала бы в себя, в том числе и эти финансовые проблемы как составную часть. Я над этой проблемой работаю, но я всего лишь начинающий доктор, так что мои силы не беспредельны, так что вот так.
Р.Н. Дёмин: Пожалуйста, Мария Сергеевна!
Но вот я, « как мать и как женщина», я скажу, что меня совершенно перспектива революции в России не прельщает, потому что революция всегда кровь, понижение культурного уровня, как говорил незабвенный Николай Александрович Бердяев. И, безусловно, в России всё всегда происходит по самому тяжелому рецепту и возможному сценарию. Т.е. легкой жизни у нас не будет в любом случае. Другое дело, что умирать мы долго будем, печально будем умирать и мучительно (смех, оживление в зале), или, наоборот, мы в неком пароксизме революционного взрыва постараемся все-таки себе организовать новую жизнь, вдруг такое еще возможно. И вот тут мне очень нравится одна мысль некоторых исследователей французской революции, которые говорят, что народ взрывается, особенно такой долготерпеливый, как русский народ, когда две формы гнета, два вида давления становится совершенно невыносимыми. Например, во время французской революции, которую мы продолжаем называть по советской традиции буржуазной революцией, такие две формы гнета были. Это сохранившиеся аристократические сословные привилегии и уже реальный к тому времени капиталистический, так сказать, эксплуатационный гнет. И вот этого парижский люд и не сумел вынести на своих плечах и потом за это заплатил еще несколькими революциями XIX века, одна из которых блестяще сейчас отображена в экранизации мюзикла «Отверженные». Просто удивительно актуальный фильм, всем рекомендую посмотреть. И вот в нашей ситуации это как раз – тут я опять пытаюсь свести вместе концепты Столярова и Казина – это двойной гнет. Т.е. никто не отменил, как правильно было сказано, финансовую олигархию, которая нас задавила в 1990-е. Но к ней добивались чекистская олигархия и они вдвоем успешно додушивают остатки не то что демократии, а остатки вообще права, например, права русских как государствообразующего этноса на само существование в собственном государстве. Производные от этого – и эти дурацкие законы, и вал миграции. Новая попытка превратить Евразию в «Азиопу», вот эта орда, которую мы все видим на улицах наших городов – это все производные от этого двойного гнета. Условно говоря – мировая финансовая олигархия и доморощенные чекисты, которые чудно делят с ней возможность властвовать над коренными народами России. Революция вещь тяжелая, но все стрелки истории показывают нам, что, видимо, в очередной раз России её не удастся избежать. И вот тут конечно никто не может сказать, чем дело закончится. Скорее всего, к власти придут очередные циничные, беззастенчивые большевики, как бы они ни назывались. Но я все-таки не теряю надежды, что каким-то образом Россия спасется, а в России всегда спасение – это «остервенение народа, Барклай, зима иль русский Бог». Что это будет – сейчас никто сказать не может, но все-таки я надеюсь, что мы вырулим к каким-то формам современного национально-демократического государства. Как когда-то в своем предыдущем столь же блестящем докладе Андрей Михайлович говорил, что мы стоим на пороге национального государства и отсюда наше желание от этрусков вести себя… А.М. Столяров: Я говорил об этом, но без всякого энтузиазма. М.С. Фомина: Вы говорили блестяще, я сказала. Вы говорили без энтузиазма, но блестяще, как всегда, с присущим вам талантом, прежде всего писательским. Возможно, мы стоим, действительно, на грани нового национально-демократического государства, я не вижу в этом ничего дурного. Естественно, ему придется, этому государству, считаться с условной, как сказал бы Иван Александрович Ильин, «мировой закулисой», с не менее условным мировым правительством, и так далее, и так далее. Но, по крайней мере, это будет хоть что-то человекообразное. Хоть что-то мало-мальски присущее европейской христианской традиции, где, в конце концов, демократия есть плод того, что человек есть образ и подобие Божие. А для Андрея Михайловича, последнее, что я скажу – это то, что просто аристократия «делегирует» свои привилегии народным массам, и так порождается демократизация как неуклонный и неизбежный процесс развития европейской цивилизации. Вот с этим я совершенно согласна. Я бы только хотела, чтобы вылилось это в России в наименее кровавые и в наиболее национально-демократические формы. Т.е. грубо говоря, чтобы русские уцелели в истории как носители культуры, языка и близкого мне типа мироощущения. Спасибо большое! Аплодисменты Р.Н. Дёмин: Спасибо большое! Из зала: Браво! Р.Н. Дёмин: Выступления окончены (Вручает А.М. Столярову в дар книгу издательства РХГА «Православие: Pro et Contra»).
Слово для ответа предоставляется Андрею Михайловичу Столярову. А.М. Столяров: Я очень кротко, поскольку, если отвечать на все затронутые темы, то это будет не один доклад, а штук десять, по крайней мере. Поэтому я сразу скажу, что я целиком согласен с Александром Леонидовичем Казиным о том, что в мире сейчас властвует не демократия, а финансовый капитал. Но единственный способ противостоять финн диктатуре – это демократия, это гражданское сопротивление общественных организаций. Другой сейчас пока нет. Во-вторых, я бы заметил по поводу революции две вещи. Во-первых, все революции моральны, любая революция провозглашает высокие истины. Что потом получается неизвестно, но любая революция борется за справедливость, этим они привлекательны. И последнее. Я бы обратил ваше внимание на одну закономерность, которую не упомянул в докладе, просто не хотелось перегружать. Степень насилия революций снижается, это надо иметь в виду. Масштаб насилия революционных перемен становится все ниже и ниже, мы имеем такое явление как бархатные революции. Так вот мне кажется, что в России сейчас надо сражаться не за революцию, и не против революции, а за бархатную революцию. Это единственный способ выжить нашей стране. Спасибо. Аплодисменты
Видеосъемка – Владимир Егоров
СЛУШАТЕЛИ   
|
С.А. Емельянов: Моя фамилия Емельянов Сергей Алексеевич. Ну, я Вас очень внимательно слушал. Мое впечатление такое, что это больше…
М.С. Фомина: Я, конечно, не смею соперничать в остроте ума с аналитиком, писателем, имеющим тем более естественнонаучное образование, и тем более с философом. Но как искусствовед я восприняла два самых полярных сегодняшних выступления – Андрея Михайловича и Александра Леонидовича – скорее эстетически, «по-искусствоведчески». Мне кажется, что оба замечательно талантливых, блестящих автора выразили лучшие стороны тех двух систем мировоззренческих – вероучений даже! – которые всегда, на протяжении 150 лет, являются полярными в российском обществе – это либеральное мышление и, условно скажем, православно-мнонархическое. Ну, назовем это – современные западники и современные славянофилы, при всей условности этих исторических понятий. Мне кажется, что оба этих концепта сейчас в своем чистом, классическом виде глубоко утопичны. А, как известно, антиутопия – это есть реализованная утопия. Но мне хочется (поскольку это совсем последнее, заключительное слово) немножко примирить эти два концепта. Мне кажется, что демократизация, конечно же, неизбежна в современном российском государстве, поскольку оно является частью, так скажем, «белого человечества», европейской цивилизации. Естественно, эти процессы очевидны для всех мало-мальски занимавшихся европейской историей, её производными – от Австралии до Соединенных Штатов. Другое дело, что это не отменяет апокалиптичности мышления в рамках религиозного сознания, потому что при всех демократиях можно прекрасно прийти в итоге к хаосу и пришествию в мир, так сказать, нового «спасителя», антихриста. Все это не отменяет демократии, но не отменяет и апокалиптичности исторических перспектив человечества. 
