Скачать стенограмму

 

Презентация книги о. Александра Шмемана «Дневники. 1973-1983». - М.: Русский путь, 2005. Конференц-зал Российской Национальной Библиотеки (РНБ), 2 марта 2006 г.

Александр Иванович Букреев [1]: Разрешите от имени Российской Национальной Библиотеки поприветствовать вас здесь в конференц-зале. Сегодня у нас замечательное событие, сегодня будет представлена книга «Дневники» протоиерея Александра Шмемана. Для Российской Национальной Библиотеки и ее читателей, для общественности Санкт-Петербурга и России в целом очень дороги те слова и мысли, которые были написаны в эмиграции. Поскольку тот пласт русской культуры, который существовал за рубежом, долгое время не был открыт для российских читателей. И вот совместно с центром «Русское зарубежье» [2] мы решили провести презентацию этой замечательной книги, которая вышла в издательстве «Русский путь». На сегодняшней встрече мне хотелось бы представить тех гостей, которые сделали возможным появление этой книги. Прежде всего, мне хотелось бы представить Никиту Алексеевича Струве, профессора, директора издательства «ИМКА-ПРЕСС», главного редактора издательства «Русский путь», который и является инициатором и главным человеком в выпуске этой книги в свет. Так же на встрече присутствует протоиерей Вийкко Пурманен, представитель финской православной церкви, настоятель хельсинского прихода, ученик отца Александра Шмемана. Также на встрече присутствует протоиерей отец Александр Сорокин, руководитель издательского отдела Санкт-Петербургской епархии, настоятель прихода Федоровской иконы Божией Матери. Владимир Валентинович Коваль-Зайцев, председатель Свято-Петровского православного братства. И конечно много других очень интересных и значимых людей присутствует на встрече, но я не имею возможности сейчас всех представить, вы будете иметь возможность с ними познакомиться. Мне бы хотелось передать ведение этой презентации нашим ведущим: прежде всего Юлии Валентиновне Балакшиной, кандидату филологических наук, преподавателю университета имени Герцена и Александру Анатольевичу Бурову, главному редактору газеты «Кифа».

Юлия Валентиновна Балакшина: В начале нашей презентации мне хотелось бы предоставить слово двум людям, благодаря которым во многом эта презентация и состоялась, во-первых, отцу Александру Сорокину, а во-вторых, Владимиру Валентиновичу Коваль-Зайцеву. Отец Александр, пожалуйста.

О. Александр Сорокин: Спасибо. Я очень рад, это радость, удовольствие и счастье, что происходит эта презентация. Но, прежде всего, потому что вышла в свет сама книга, вышла 23 года спустя после того, как она была закончена отцом Александром как дневники, вышла своевременно и здесь много можно говорить, прежде всего, слов благодарности тем, кто осуществил эту публикацию. А также и пригласить всех к чтению этой книги и к спокойному вдумчивому размышлению над содержанием этой книги. Идеи отца Александра Шмемана безусловно знакомы всякому кто пришел в православную церковь и изучает не только ее исторический путь, но и то наследие, которым церковь всегда жила и живет. И большинству в церкви это имя знакомо по книгам, на которых воспитывались многие люди и не только в православной церкви, но и в других христианских церквях. Такие книги как «Исторический путь православия», «Введение в литургическое богословие», «Водою и духом» - о таинстве крещения. И, наконец, «Таинство Царства», о таинстве Евхаристии, «За жизнь мира» – это все то, что составляет не только богословское наследие отца Александра Шмемана, но и, безусловно, составляет важную часть богословской сокровищницы XX столетия. И вот, перешагнув этот порог XXI века, узнав, что готовится и выходит в свет очередной том тех трудов отца Александра, которые он написал не прямо для публикации, мы ожидаем что-то увидеть вполне знакомое и предполагаемое, с одной стороны, действительно узнаем в этих строках великого богослова, литургиста, историка и пастыря, а с другой стороны открываем для себя как будто лаборатории внутренние из которых рождались знакомые нам труды. И в этой лаборатории мы видим многое из того, что для нас оказывается новым, но не просто новым, а поучительным и своевременным именно в это наше время, в начале XXI века. Те труды, которые нас воспитывали, изданные при жизни отца Александра, они оказались своевременными в те годы и сейчас, в то время особенно, когда мы как будто ждали и надеялись, что придут времена другие для церкви, времена лучшие, времена свободы. И когда они наступили, то оказывается, что в эти времена эти дневники – внутренние сомнения и боль, и анализ, которые мы встречаем в дневниках отца Александра – они оказываются более чем своевременными именно сейчас. Еще одно открытие отца Александра Шмемана, о чем наверно можно много говорить, но хочется оставить время высказаться и другим. Еще раз благодарю издателей, а также хотел сказать, что есть и другие люди, которые хотели бы поучаствовать сегодня, высказать свое мнение, свою радость. И от лица тех, кто не смог присутствовать, прежде всего, Натальи Юрьевны Сахаровой, которая трепетно относится к этому деянию. Эта книга значима для всех нас православных христиан и не только православных, для тех людей, которые ищут церковь, а в церкви – Христа, прежде всего.

Александр Буров: Спасибо большое, отца Александр, особенно за упоминание одного из вдохновителей сегодняшней презентации – Натальи Юрьевны Сахаровой. Надеюсь, присутствующие здесь священнослужители не забудут ее в своих молитвах. А сейчас я хотел бы предоставить слово человеку, который так же принимал участие и координировал подготовку этого вечера, это председатель Свято-Петровского православного Братства Коваль-Зайцев Владимир Валентинович.

Владимир Валентинович Коваль-Зайцев: Дорогие отцы, дорогие гости, я бы хотел буквально несколько слов сказать от имени братства, которое принимало непосредственное участие в подготовке этого вечера, этой презентации, и это слова благодарности. Благодарности за то, что жизнь, которую являл отец Александр Шмеман, которую он воплощал и в своих работах, и особенно в дневниках, мы видим настоящего человека, настоящего христианина. Это слова благодарности за то, что эта жизнь находит живой отклик в сердцах всех тех людей, которые пришли сейчас на эту презентацию. И думаю, еще многих и многих кто сюда по каким-то причинам не смог прийти, я знаю, что таких людей было достаточно много. Мы рады, что можем здесь послужить вот этой связи церкви и общества, послужить делу открытия церкви с какой-то иной стороны, с какой-то новой точки зрения. Именно так открывается церковь в дневниках отца Александра, человека удивительной широты взглядов, интересов, интересовавшегося буквально всем, что открывалось ему. И я надеюсь, что эта зараженность жизнью станет для нас примером жизни нашей. Спасибо!

Юлия Валентиновна Балакшина: В этом зале присутствуют люди, для которых имя отца Александра давно знакомо и дорого. Наверно, в этом зале есть также люди, которые, может быть, впервые услышали о нем, когда их впервые приглашали на эту презентацию. Поэтому мы решили начать нашу встречу с небольшого видеофильма об отце Александре.

Фильм [3]

Александр Буров: Трудно продолжать после такого свидетельства об отце Александре, тем не менее, продолжать надо, время неумолимо, поэтому я прошу Александр Ивановича Букреева, Никиту Алексеевича Струве и отца Вейкко Пурманен занять места в президиуме.

Юлия Валентиновна Балакшина: Разрешите предоставить слово Никите Алексеевичу Струве. Никита Алексеевич это не только тот человек, которому мы должны быть благодарны за то, что эта книга увидела свет, но он также один из близких друзей отца Александра.

Никита Алексеевич Струве: Я считаю, что почти все было сказано только что в этом прекрасном монтажном фильме, прошел весь путь отца Александра, но этот путь получил свое завершение в дневниках. …Это как бы свидетельствует 23 года после кончины о непрекращающейся жизни отца Александра, действительно, победившую смерть. Этот дневник отец Александр скрывал от всех, что он его пишет, никто из его семьи не знал, открыли его случайно, нужно было нового лектора вселить в офис отца Александра. И его я с каким-то трепетом, случайно оказавшись в Америке, прочел первую тетрадь в частном кабинете отца Александра. Я понял, что это явление, это явление не меньшее, чем был он сам и может быть наиболее адекватное. И я даже не мог тогда прочесть до конца, времени не было … в рукописи, четко, замечательный четкий почерк отца Александра, я понял, что когда-то это должно быть издано. Семья была несколько, может быть, ошарашена тем, что открылся такой дневник, и неизвестный. Его нужно было прочесть, переписать, и как-то пережить. И на это потребовалось время. Сначала в переводе вышла английская версия значительно сокращенней. «Дневники» - это настоящее литературное произведение, подлинное литературное произведение. Я не знаю в истории русской литературе, такого еще не было, чтобы такой всеохватывающий дневник появился. Тут мы имеем дневник, который основан на главном – вот как в начале сказано отцом Александром «чувство глубочайшей очевидности реальности, без которой я не мог бы жить». Я сам в общении с ним всегда это ощущал, он человек веры и веры тотальной, эта глубочайшая очевидность реальности, в которой он жил. И вместе с тем это дневник, который построен на все растущем отвращении от всех суррогатов этой очевидности, от всех суррогатов этой веры. И потому этот дневник имеет динамику: все время подтверждается эта очевидность. … Эта очевидность требует подлинности… Одна из цитат, которая определяет основной пафос книги: «всякий мало-мальский подлинный христианин не может не страдать». Это говорит счастливый человек, который все время говорит о счастье. Но именно потому, что словами Ахматовой «длилась пытка счастьем», он, тем не менее, глубоко страдал и от своей недостаточности. Иногда кажется сверхдостаточности, но от недостаточности церковного делания, суеты и т.д. и затем, что удивительно в этом дневнике это его цельность. Ничто земное не чуждо, при полном стремление к высшему, окончательному, к очевидному, т.е. к высшей реальности. Ничто земное не было отцу Александру чуждо, в самом широком смысле. Три темы, которые возвращаются и повторяются, как в музыкальном произведении в этих дневниках. Несмотря на то, что там бурлит жизнь, он говорит: «Иногда я все ворчу, собой недоволен, другими недоволен…», тем не менее, три основных темы – это природа, т.е. благость творения, красота творения, символ красоты созданного мира, красота культуры во всем многообразии, как высшее выражение для достижения человечества. И, наконец, конечно - церкви как истины как высочайшее проявление человека, и связанное с этим большое страдание. Вот зоркость глаз, зоркость талантливого человека, дар различения. Не нужно принимать «Дневники» за священное слово и за безошибочность. Безошибочности не бывает. Но мнения различны, жизнь настолько сложна и многообразна, там могут быть разные оценки, разные несогласия. Сам дневник… для нас, издателей была проблема, нужно ли сохранять все повторы, а между тем очевидно, что нужно, потому что в каком-то смысле, повторы - это есть тот самый музыкальный нерв, выражение, как фуга – темы-темы-темы, наслаиваются одна на другую и составляют единство. Так вот, дневник этот, несомненно… тут прозвучало слово самого отца Александра Шмемана «освобождающего» - освобождает нас от всего предвзятого, освобождает нас от всяких частностей, и главное – от подделок. Это большое свидетельство и урок подлинности.

Александр Буров: Только что в фильме мы слышали проникновенные слова отца Александра о его посещении Финляндии, Хельсинки и финской церкви в сентябре 1975 года. Сегодня отец Вейкко Пурманен, священник финской православной церкви, настоятель хельсинского прихода с нами и позвольте предоставить ему несколько слов для свидетельства о знакомстве и ученичестве у о. Александра.

Отец Вейкко Пурманен: Дорогие друзья, отцы, братья и сестры. Большое спасибо за приглашение, за возможность участвовать в этих торжествах. В Финляндии мы вспоминаем отца Александра с великим уважением, с любовью и с благодарностью. И лично как его ученик я вспоминаю его как действительно великого и глубокого богослова, как прекрасного профессора богословия духовной семинарии, как харизматического человека. Его голос, когда он читал лекции, его голос каким-то образом пророчествовал. Первый раз лично я познакомился с ним, когда учился в Америке всего три года, вначале в епископальной богословской семинарии, потом в Свято-Владимирской семинарии. Окончил семинарию в 1968 году, почти сорок лет назад и после этого очень часто имел контакты с о. Александром. И, как здесь уже сказано он приехал после этого в Финляндию в 1975 году. Тогда я был председателем союза православных священников в Финляндии и в этой должности пригласил именно его читать лекции для нашего духовенства. Он тогда говорил о задаче православного богословия в XX веке и, например, православно-богословском образования в XX веке и подобные темы. Но не только лично он посетил Финляндию, его книги переводили на финский язык, прежде всего самые известные: «За жизнь мира», «Великий пост», «Введение в литургическое богословие». Особенно он имел близкие отношения с нашим архиепископом Павлом, у них, похожее было это понимание богослужения, литургической жизни в церкви, это видно на примере книги, которую наш бывший архиепископ Павел писал «Как мы верим». Он, как и отец Александр, они были, прежде всего, представители литургического возрождения православной церкви и евхаристического возрождения. Евхаристия для отца Александра - центр жизни в церкви. И это тоже основа, на которой настоящее православное богословие можно построить. Основа богословия это именно молитва, богослужение, евхаристия, как выражение Царства Божьего на земле. И может быть именно это самое главное в богословии отца Александра. Ему чуждо было чисто теоретическое богословие, академическое. Он всегда подчеркивал, что именно духовный опыт и личный опыт – основание православного священника. И это основание церковного настоящего богословия, и это основание богословского образования.

Александр Буров: Спасибо большое, отец Вейкко. Вот уже стали поступать вопросы, пожалуйста. Я прошу пользоваться такой редкой возможностью, какую мы имеем здесь перед собой – личных друзей отца Александра. Можно задавать вопросы с мест, устно, и писать записки. И вот первый вопрос к Никите Алексеевичу, сейчас озвучу (читает): «Сохранились ли лекции отца Александра по литературе? Есть ли возможность их издать?»

Никита Алексеевич Струве: Вопрос архива отца Александра еще не до конца выяснен. Имеются не только лекции по литературе, он их читал, действительно. Может быть, они не были записаны. Возможно, лекции, которые он читал в Америке, американским студентам о русской литературе не были ими записаны. Но есть довольно много, несметное количество бесед на радио «Свобода». Конечно, не все обязательно достойны напечатания, хотя со временем может быть, потому это был почти непосильный для него труд, выступать по две фонограммы в неделю в течение многих лет. Но тут именно вопрос что отцу Александру приходилось разрываться. Дневник для него был, конечно, моментом, когда он соединил три свои ипостаси: русскую, французскую и американскую. Он вошел в русскую и французскую культуры и миссионерскую в Америке. Его личность настолько богата, что он мог это в себе соединить. Интересна переписка с о. Александром, которая заслуживает внимания, но все это находится в стадии первоначальных розысков. Семинария уже мало интересуется его русским достоянием, сейчас мы делаем некоторые усилия, чтобы русский архив о. Александра был бы перевезен в Москву, в Дом русского зарубежья, который нами создан.

Александр Буров: Спасибо большое. Я только хочу сказать, что отрывок, который вы слышали из лекции по литературе в фильме, это был подлинный голос отца Александра. Пожалуйста, еще вопросы.

Вопрос: Как сложилась судьба детей о. Александра?

Никита Алексеевич Струве: Ну, в общем, он счастлив был в своих детях. Две дочки вышли замуж за священников, а сын – очень успешный журналист. Все остались верны церкви. В этом смысле отец Александр был счастлив, и это счастье описывается в дневнике. Сын написал только что книгу о родовом имении по линии матери – Осоргиных, двухвековую историю этого имения, он ее написал по-английски, она переведена на французский и на русский.

Александр Буров: Еще вопросы.

Вопрос: У меня вопрос к отцу Вейкко. То движение литургического возрождения, которым жил отец Александр Шмеман - насколько оно сейчас живо в современной финской православной церкви?

Отец Вейкко Пурманен: Отец Александр подчеркивал всегда, что регулярно надо причащаться. Не только 1-2-3 раза в год, но каждое воскресение, в день Господень. Литургия всегда такое богослужение, когда надо обязательно причащаться. И в нашей церкви давно уже, начиная с 1970-го года, так наши иерархи и духовенство преподавали. Если возможно, надо регулярно причащаться, каждое воскресение. И это может быть самое важное влияние, которое у нас в Финляндии есть от преподавания отца Александра и архиепископа Павла. … Самое главное – это регулярное принятие Святых Тайн и конечно понимание Евхаристии как центр Церкви, это основа и доминанта, довлеющее направление в нашей церковной жизни.

Юлия Валентиновна Балакшина: Пожалуйста, еще вопросы.

Вопрос: У меня вопрос к Никите Алексеевичу с маленькой предысторией. В 1982 году я служил в армии солдатом, и весной 1982 года мы все солдаты активно по газете «Правда» и программе «Время» обсуждали события конфликта между Великобританией и Аргентиной за Фолклендские острова. Естественно, мы все тогда были на стороне Аргентины. Я забыл об этой войне, естественно, и, читая «Дневники» отца Александра я обнаружил, что для него те события переживались очень ярко. Конечно, отец Александр был на стороне Великобритании, и как он писал о властях Аргентины: «Пора поставить на место этих лощеных брюнетов с тонкими усиками», я это запомнил даже. И удивительное дело, в этих «Дневниках» высказал интересную мысль, что Великобритания защищала свою честь. Вот что для отца Александра было это слово – «честь»?

Никита Алексеевич Струве: Я, к сожалению, не могу Вам ответить. Я сам почему-то был на стороне Аргентины. Не могу вам на это вопрос ответить. Мы не говорили на эту тему с отцом Александром, наверно. Это было не самое существенное... Я думаю, защита Европы, защита Европы в ее праве, она несет какие-то основы, эта бессмысленная война должна была решаться иначе.

Юлия Валентиновна Балакшина: А о понятии чести для отца Александра?

Никита Алексеевич Струве: Это общечеловеческое понятие, я не вижу, как можно дать двойное или тройное определение… Я думаю, в основе у отца Александра лежало, не сколько понятие чести, в основе лежало понятие подлинности. Поэтому эта книга она обращена не только к церковному читателю, она обращена не только к верующему читателю, ее основа, ее пафос – это подлинность жизни, всех вещей. Вот этим он горел и страдал.

Вопрос: Отец Александр ушел от нас во времена застоя, в 1983 году. Наверно вы говорили много о России, о его чаяниях, о русской православной церкви, которая осталась в России. Хотелось немного послушать об этом.

Никита Алексеевич Струве: Мы много с ним говорили, для нас это было совместное узнавание, совместное сопереживание. Мы вместе со-переживали все события, они все неоднозначны были и их не уложить в какую-нибудь одну или другую формулу. У него ко всему был критический подход, были надежды, были страхи. Он, к сожалению, не дожил до освобождения России и не дожил до некоторых явлений, которые могли бы тоже его огорчить. Но его огорчали все равно явления в собственной церкви. Казалось бы, в церкви он провел литургическую реформу. Но Царствие Божие этим не исчерпывается, оно всегда впереди, оно всегда запредельно, это не значит, что реформы не нужно исполнять. Сами реформы не есть что-то новое, это возвращение к первоначальному смыслу обряда. Отца Александра к этому нельзя как раз сводить, к «шмеманизму». Он всегда знал, что все это необходимо, но полнота она за пределом реформ.

Вопрос: Как Вы сказали, он писал свой дневник втайне, даже семья не знала об этом. Как Вы считаете, он писал этот дневник для самого себя, потому что не мог не писать? Или он писал, понимая, что его прочтут члены семьи после его кончины? Или он писал дневник, чтобы его опубликовать? Т.е. для всех. И второй вопрос частный. Текст дневника рукописный имеет правку или он писал его сразу набело? Или по дневнику идет некоторая собственная правка по ходу написания текста?

Никита Алексеевич Струве: Я думаю, потому что я не знаю как раз его мыслей о дневнике, и нам нужно предполагать за него. Но совершенно очевидно, что как раз, ему недостаточно было быть богословом. Ему казалось недостаточным слово богословское с ограниченным читателем, потому что не все могут прочесть «Евхаристию». «Исторический путь православия» - это книга молодости. Он в ней живой и не слишком специализированный историк еще, эта книга широкая. Но, несомненно, это то существенное, что все-таки при жизни нельзя сказать. Т.е., он говорит это при жизни своей, но это как раз что может быть услышано после смерти того, кто это говорит. Потому что тут какие-то глубинные слои его души, его призвания, его, я сказал бы, его вести. Эта книга была ему нужна, чтобы быть самими собой. Она не обязательно замысливалась, понимаете, жизнь открыта… Помарок сравнительно мало. Есть перечеркивания, естественно, это живой текст, но это не есть помарки к литературному или научному произведению. Как ни странно, он говорил необычайно легко. Он был одарен даром слова. Когда мы его приглашали на наши съезды РСХД [4], это всегда было трансцендентные выступления, говорил он легко. Писал он с гораздо большим трудом. Бывает так, что обладающие даром ораторского слова не умеют писать, или пишут хуже, чем говорят. Писал он с трудом, много переписывал. А дневник удивительно литературно подлинный, его русский язык удивительно гладкий, отточенный и свободный. Я думаю, ему важно было быть самим собой, а это и есть собственно, причина дневника. Он нашел удивительное гармоническое сочетание между личным (не копался в своей душе), субъективным и объективным. Ему была чужда всякая сентиментальщина, у него четкий, зоркий взгляд. Тут он выразил себя целиком. Выразил себя во всем измерении человеческом.

Юлия Валентиновна Балакшина: Спасибо! Отец Вейкко, Вы были его учеником, он был вашим деканом. Я читала о нем, что он был властным человеком. Это совсем не соотносится с тем, что я прочитала в «Дневниках». Как бы Вы могли прокомментировать это высказывание? Каким он был деканом? Действительно он был властным?

Отец Вейкко Пурманен: Я думаю, как декан он тоже был настоящим пастором церкви и конечно он поддерживал порядок в семинарии, иногда и строгим образом. Но все-таки он такой понимающий человек и исповедник для многих студентов тоже…

Юлия Валентиновна Балакшина: Спасибо.

Вопрос: Где есть возможность ознакомиться со статьей отца Александра «Иерархия ценностей»?

Никита Алексеевич Струве: Сейчас не могу дать библиографическую справку, но вообще вопрос становится о напечатании сборника статей о. Александра на разные темы, включая и литературные.

Вопрос: Насколько этично было печатать сейчас размышления, выводы отца Александра о Солженицыне, когда идет перечисление его отрицательных черт?

Никита Алексеевич Струве: Ну, это не совсем отрицательные черты, это «эмпирия». Это «эмпирия», которая не соответствует той горной встрече, редкой встрече между писателем, гением, совестью России и священником, таких встреч в истории русской культуры не так много. Это высокая горная встреча: потому что в горах, и горная, потому что происходила на очень высоком уровне. Ну, а потом надо было спускаться в низины. И на этой почве было несколько недоразумений, которые не стоит даже перечислять. Часто все-таки вина лежит на о. Александре больше, он был отдален от России и не мог понять психологично некоторые черты Солженицына, положение Солженицына, не мог понять психологии Александра Исаевича, выброшенного на Запад, совершенно почвенного человека, выброшенного на Запад, которому надо было освоиться, понять, что происходит… Так что не хватило, может быть у отца Александра достаточно внимания, настолько другой мир. Этично ли было их опубликовывать? Они были опубликованы в английском издании и тут я не виноват, поэтому опускать то, что было в английском издании, было бы не этично. …Так что в некоторых аспектах о. Александр был несправедлив, а главное, ему бы хотелось, чтобы продолжалась горная встреча, а это в каком-то смысле было невозможно.

Александр Буров: Пожалуйста, вопрос.

Никита Алексеевич Струве (читает): «Сохранились ли на «Свободе» записи голоса о. Александра?» Они передаются иногда по радио «София», но это московское радио.

Александр Буров: Здесь был вопрос, где можно найти статьи отца Александра по литературе. Они были изданы в журнале «Вестник РХД», главный редактор Никита Алексеевич Струве перед вами. Изданы в «Вестнике РХД» кроме статьи об Ахматовой. А статья об Ахматовой – в книге Анатолия Наймана «Рассказы об Анне Ахматовой», в приложении к ней.

Юлия Валентиновна Балакшина: На сегодняшней встрече нам бы хотелось, чтобы выступили не только люди, лично знавшие отца Александра, но и те из вас, кто прочитал «Дневники» и хотели бы что-то сказать о них. Отец Георгий Митрофанов, профессор СПбДА, протоиерей.

Протоиерей Георгий Мирофанов: Учитель отца Александра Шмемана, Антон Владимирович Карташов, пытаясь сформулировать смысл деятельности русского зарубежья с точки зрения продолжения русской богословской традиции, писал о том, что когда коммунизм падет, и русская православная церковная жизнь начнет возрождаться, наследие русской эмиграции должно позволить возрождающейся русской церкви восстановить тот высокий культурный уровень, которого достигла русская православная церковь в начале XX века. Если этого не произойдет, с ужасом отмечал Антон Владимирович, то возрожденная русская православная церковь превратится в церковь православных коптов и эфиопов. Вот эти слова Антона Владимировича Карташова часто приходили мне в голову, когда я размышлял над тем, насколько же великое богословское наследие русской церковной эмиграции реализуется в нашей церковной жизни. Как преподаватель духовной школы могу сказать, что большая часть священнослужителей, которая проходит духовную школу, знакомится в той или иной степени с этим наследием. Но вот они ступают в жизнь, и постепенно возникает ощущение, что их эфиопствование становится все сильнее и сильнее на разных уровнях. И вот теперь появляется книга, которая, я даже не знаю, как ее можно было бы оценить с точки зрения жанра, с точки зрения того, в качестве кого выступает отец Александр – богослов, историк, пастырь. Книга, которая на самом деле, если он был связан с Америкой, с американской системой образования, может быть, по-моему, определена как тест. Это книга – тест на то, насколько наша церковь может осмыслять себя в контексте высокой традиции богословия русского зарубежья. Востребуем ли мы сейчас это наследие? Попытаемся ли мы его реализовать? Я очень боюсь, что очень скоро книга отца Александра Шмемана превратиться в определенного рода манифест, определенного рода катехизис. Одни будут рассматривать эту книгу как повод для критики, саморазоблачение шмемановского богословия, я слышу уже такие характеристики с одной стороны нашей церковной жизни: «Вот вы, наконец, узнали, как не верил в святую православную церковь этот богослов-модернист», другие наоборот, будут говорить о том, насколько исчерпала себя эта православная церковь, если один из ведущих богослов позволяет себе подобного рода характеристики проблем этой церкви. И станет эта книга лишь поводом для того, чтобы позиционировали себя люди, которые на самом деле оказываются далекими не только от книги отца Александра Шмемана, но, боюсь и от существа церковной жизни. Вот я очень опасаюсь, что при нашей привычке к фракционности, выяснению каких-то позиций, отношений между собой, и у этой книги подобного рода судьба. А между тем книга эта и главное ее значение мне кажется, заключается именно в этом: мало того, что она формулирует какие-то глубинные интуиции… Могу сказать, что это сейчас одна из самых популярных книг среди московского и петербургского, к сожалению, по преимуществу, молодого поколения духовенства. Эта книга сейчас одна из самых популярных, потому что она для многих священнослужителей, я могу сказать и о самом себе, формулирует те интуиции – пастырские и человеческие - которые нам трудно было бы сформулировать самим. Какие-то очень важные истины эта книга открывает, это тоже очень существенно. Для меня, как для историка было очень значимо то, что отец Александр Шмеман окончательно сформулировал то, что я никак не мог сформулировать для себя о творчестве Александра Исаевича Солженицына. Я полностью подписываюсь буквально под каждой, порой и противоречивой, характеристикой творчества этого великого писателя, которую дает отец Александр Шмеман. Но самое важное в этой книге то, что отец Александр Шмеман проговаривает многие из насущных и болезнейших проблем нашей церковной жизни, о существовании которых мы не решаемся сами себе признаться. Вот это очень важно. Здесь он выступает, прежде всего, как пастырь. Потому что в конечном итоге мы чувствуем эти проблемы, мы страдаем от этих проблем, но не решаемся о них говорить. И вот он проговорил очень многие из наших церковных проблем. Проговорил и ушел, оставив это свое наследие. И это тоже имеет свой смысл. Мы постоянно сегодня спрашиваем, почему дневник появился именно сейчас? С точки зрения исторической это для меня более или менее понятно, и я здесь могу сослаться на дневник. Отец Александр вспоминает, как в 1970-х гг. он приехал в Париж, к своему брату Андрею Дмитриевичу, побывал на молебне в праздник «Введение во храм Пресвятой Богородицы», полковой праздник лейб-гвардии Семеновского полка, и отметил то, как мало семеновцев стоят на этом молебне. А далее процитировал стихи Георгия Иванова [5]. С того времени прошло почти тридцать лет, и в 2003 году мой сын Андрей вместе с Андреем Дмитриевичем Шмеманом стоял на молебне в этот день, уже не в соборе Александра Невского на рю Дарю [6], а в небольшом храме Знамения Божьей Матери… Стояли два Андрея и не было уже никого из то что из семеновцев, а почти никого… Это случилось именно сейчас - Русское зарубежье уходит, практически ушло, как великий феномен русской культуры, русской церковной жизни, оставив нам это наследие. И вот сейчас, говоря о том, что отец Александр оставил нам свой дневник именно как богослов, а не только как представитель определенного исторического этапа нашей культуры, нашей церковной жизни, я бы хотел сказать, он ушел именно потому, тогда когда дневник его не был опубликован, чтобы мы, отстранившись сейчас от его личности, задумались над его наследием. Безусловно, его дневник является блистательным комментарием ко всем трудам. Они звучат еще весомее, еще пронзительней после того, как появился это дневник. «Евхаристия» - главный труд его жизни для меня повернулся другими гранями после дневника. Я увидел в нем нечто большее, чем в начале. Я понял, почему он не был так до конца удовлетворен последней своей книгой. И последнее, что я хотел сказать. Я настаиваю на том, что дневник отца Александра – это тест. Он обнажит очень многое в нашей церковной жизни, он вызовет полемику. Я боюсь только вот чего, чтобы дневник не стал новым катехизисом, он не дает ответы на вопросы, он ставит вопросы, а мы, в нашей церковной жизни очень не любим ставить вопросы, мы хотим получать готовые ответы. Отец Александр подчеркивает, что главные ответы в церковной жизни получают только те, кто берет для себя тяжелый труд ставить эти вопросы, мучится, переживать эти вопросы. И именно потому что отец Александр Шмеман приучает нас ставить вопросы в церковной жизни, приучает нас к соработничеству со Христом, а не к потреблению Христа. К сожалению, дух духовного иждивенчества часто присутствует в нашей церкви. Мы хотим превратить церковь, и превращаем ее в очередную тоталитарную секту, в которой очень часто люди ждут для себя какого-то ответа, не осуществляя труда в духовной жизни. Так вот, дневник о. Александр - это постоянный вопрос, постоянный поиск ответа. И вот это очень важно, дабы он не стал катехизисом для нас, но стал поводом к самостоятельному духовному творчеству, он должен быть для нас, прежде всего, завещанием великого пастыря, великого богослова, который ушел именно тогда, когда уходила поразительная эпоха русской истории, эпохи русского зарубежья, эпоха русской православной церкви в изгнании.

Юлия Валентиновна Балакшина: Есть ли в зале люди, которые прочли «Дневники» отца Александра и хотели бы сказать о них несколько слов?

Светлана Бурова: Мне хотелось бы немножко о другом сказать. Знаете, когда я читала эту книгу, меня переполняла радость, потому что можно так просто, так искренне говорить об очень серьезных вещах настолько глубоко. И может, быть одним из самых сильных впечатлений было ощущение отца Александра - ощущение радости жизни. Он сам об этом часто пишет, мне хотелось бы процитировать: «Мое главное, постоянное ощущение - это ощущение жизни. В словах это очень трудно выразить. Может быть, ближе всего к этому ощущению слово «удивление», восприятие каждого момента и каждого состояния как дара... Все всегда ново, все всегда есть не просто жизнь, а встреча с жизнью и потому как бы откровение… Пишу и сознаю, что это не те слова, но других не нахожу. Знаю только что этот дар, что это откровение требуют внимания, ответа. Что жизнь, иными словами есть постоянное «приятие» дара жизни… Может быть, все так чувствуют. Но мне иногда кажется, что нет. Что масса людей, может даже – подавляющее большинство, живут, не замечая жизни…» [7]. Я очень благодарна этой книге и отцу Александру за воздух тишины, ритма, воздуха, за эту радость, которая была у меня при прочтении. Спасибо.

Юлия Валентиновна Балакшина: Пожалуйста, еще.

Протоиерей Владимир Федоров: А кто не до конца прочел можно?

Юлия Валентиновна Балакшина: Пожалуйста.

О. Владимир: Протоиерей Владимир Федоров. Я бы не стал ничего говорить, отец Георгий так хорошо сказал… хоть он и говорит, что я всегда оппонентом его являюсь, «ни мало вопреки глаголю», присоединяюсь. Но ко всему, что было сказано, хочется еще не то, чтобы добавить, но вот… Знаете, сейчас меня все беспокоит, что с одной стороны возгласы: «Осторожно, религия!», с другой стороны возгласы: «Осторожно, культура!» И вот здесь встреча с человеком, который действительно все ставит, не то, что ставит на свои места, но он живет этой культурой, христианской культурой и это человек веры. И это важно. Не только потому, что все пронизано стихом и музыкой стиха, это невероятно, что почти каждая ассоциация … иллюстрируется какой-то строчкой, четверостишием. Поэтому, одна из самых важных тем – христианство и культура, которые сегодня так странно схлестнулись, будто две противоположные мракобесные какие-то силы. А здесь все-таки такой заряд оптимизма, встреча с этим человеком. Ищем духовных руководителей, а они есть, только нужно «Дневники» читать. Правильно сегодня один человек сказал: надо читать по страничке - по две, чтобы расслышать…

Юлия Валентиновна Балакшина: Спасибо. А теперь давайте послушаем голос отца Александра.

Протоирей Александр Шмеман: Русские не говорили и не думали за последние пять с лишком десятилетий. А нам приходиться и думать и говорить о многом, о возвышенном. Всем нам ясно, что фоном этих разговоров, размышлений является русская трагедия, тот страшный обрыв русской истории, который совершился сколько-то десятилетий назад и тот ад, в котором с тех пор живет Россия и русский народ. И потому что этот фон не устраним. Мы не можем жить, рассуждать, как если бы этого не было. Мы не можем из этого вдруг выключиться, чем-то другим заняться, хотя мы, может быть, часто и выключаемся. Именно потому, что это так, потому что за этим стоит некоторая наша судьба, которую мы избежать не можем, уже семь десятилетий идет страстный и напряженный спор о России. Он идет, шел всегда, нарастал всегда, и в эмиграции, и уже надо обозначать числами – первый, второй, третий… Этот спор идет конечно издавна. Вспомним только о путях России, о способах и освобождении, и о том, в чем она больше всего нуждается. Ну, конечно, за этим спором о путях России, о способах неизбежно идет на глубине спор и о самом образе России, о ее сущности. И вы знаете, мне не стоит этого доказывать, что этот спор есть именно спор, образ России из-за той катастрофы, которая ее постигла и из-за того ужасного опыта, который стал навсегда ее опытом, этот образ России двоится, и можно лучше сказать множится, что появилось в плане платоновских идей множество Россий. И очень часто те же русские люди разделены, отделены один от другого и этого образа России. Я с детства вырос в эмиграции, и столько слышу, столько мне показано было образов России, столько было употреблено символов и образных выражений, которые стали почти что клише, сколько я слышал о Святой Руси, сколько было в этих разговоров часто триумфализма, сколько было поверхности. Иногда озлобления, ожесточения. И вот поэтому, мне кажется, что один из насущных, духовных подвигов, задач нашего времени стоит в хотя бы посильной попытке хотя бы для себя, но честно, без нажатия педалей, без демагогии, без риторики этот образ России как-то прояснить и выяснить. Вернемся мы или не вернемся, кровная связь, которая существует между нами и русской культурой, мы не можем просто в какой-то момент устало отбросить, сказать: «Нас замучило все это, довольно». Надо этот образ, повторяю, хотя бы для себя прояснить. То, что я имею сказать сегодня – результат почти интимной попытки что-то выяснить для самого себя, не в порядке какой-то проповеди, декларации, программы, а скорей именно как попытка собрать то, что осталось, остается, живет и продолжает жить всегда и всюду.

Юлия Валентиновна Балакшина: На этом приглашении отца Александра думать, ставить вопросы, мы закончим сегодняшнюю встречу.

 

Запись и расшифровка диктофонной записи Наташи Румянцевой, 2-6 марта 2006 г.



 
[1] Александр Иванович Букреев - заместитель генерального директора РНБ.

[2] Библиотека-фон «Русское зарубежье»

[3] Автор - Юлия Валентиновна Балакшина.

[4] Русское студенческое христианское движение 

[5]

Невероятно до смешного:
Был целый мир, – и нет его…
Вдруг – ни похода Ледяного,
Ни капитана Иванова,
Ну абсолютно – ничего.

Г. Иванов «Все чаще эти объявления», цит. по изд: Протоиерей Александр Шмеман. «Дневники. 1973-1983». - М.: Русский путь, 2005. – С.135.

[6] Александро-Невский кафедральный собор в Париже на улице Дарю (rue Daru), 12.

[7] Протоиерей Александр Шмеман. «Дневники. 1973-1983». - М.: Русский путь, 2005. – С.520.