Доклад

Борис Валентинович Яковенко: борьба за или против Логоса?

А.А. Иваненко: Творчество Б.В. Яковенко явилось одним из наиболее значительных результатов русско-немецких связей на русской почве, в котором философская культура Германии начала XX века и русские чаяния той эпохи образовали своеобразную завязь цветка «трансцендентального плюрализма», не говоря уже о таком серьезнейшем свершении мыслителя, как перевод центральных произведений И.Г. Фихте на русский язык. Многие основные произведения Яковенко уже собраны и изданы в современной России, поэтому целью моего доклада будет не столько ознакомление с его взглядами, сколько анализ того, каких плодов можно ожидать от этого цветка. Говоря иначе, цель статьи заключается в том, чтобы показать, почему мысль оформляет здесь себя таким образом и каковы последствия такого хода мысли.

Всякая определенная мысль имеет свою родословную, есть результат движения к собственному определению, мысль же философская, чтобы быть таковой, должна отличаться в том числе и сознательностью в отношении этого своего родословия, должна быть в том числе и словом о своем роде. Есть такое слово и у «трансцендентального плюрализма», в статье «О Логосе» Б.В. Яковенко выстраивает его генеалогию. Согласно ему, в истории существовало «три основных типа философской мысли» - «космизм, теизм и гносеологизм» (1), хронологически соответствующие античности, Средним векам и Новому времени, причем речь в последнем случае идет преимущественно о классической немецкой философии. В данной работе автор останавливается только на первом и третьем типах: предметом античной мысли выступает «космический Логос» (2), «Логос вещный» (3), а мысли Нового времени – «Логос логический» (4). Но ни в обоих рассматриваемых случаях, ни в случае скупо охарактеризованного теизма, мысль не достигает искомого результата, «знания абсолютного» (5), поскольку во всех случаях она не избавляется от своего коренного недостатка – фундаментального дуализма, «различия формы и содержания», «дуализма субъекта и объекта» (6). В силу этого исходного разделения задача философствования в указанные эпохи состояла в том, чтобы соединить абсолютное и относительное и тем самым познать абсолютное, «ибо абсолютное только тогда абсолютно, когда уясняет и обосновывает собою все» (7). Но на этом пути познание абсолютного непостижимо, «Логос», который по мысли античной и немецкой философии должен быть самим этим абсолютным, не есть абсолютное, он всего лишь наполняет собой все, есть «абсолютное» в противоположность тому, что он наполняет. Тем самым он оказывается не в состоянии преодолеть исходный дуализм, поскольку сама мысль о нем порождена исходным «первым антропоморфно-дуалистическим шагом спекуляции» (8).

Данный тезис находит себе разъяснение в другом сочинении Яковенко, статье «Что такое философия? (Введение в трансцендентализм)». В этой работе, в которой необходимость позиции «трансцендентального плюрализма» демонстрируется уже не в историко-философском, а в феноменологическом ключе, мы получаем также и опущенное в предыдущей объяснение теизма. Согласно этому тексту, философия, чтобы достичь познания абсолютного, должна избавиться от всех предпосылок, делящихся на четыре основных типа – «натурализм, антропоморфизм, психологизм и интенционализм» (9), за которыми опять же угадываются позиции античной философии, средневековой мысли, философии Нового времени соответственно, а за последним скрывается, по всей видимости, философия Э. Гуссерля.

В первом из указанных случаев, по Яковенко, происходит наивное бессознательное проецирование человеком вовне собственной, внутренне переживаемой субстанциальности. Его предмет представляется человеку космосом не потому, что он таков, но потому, что так переживает и чувствует себя человек. Он не знает себя как духовное существо, потому и мир предстает ему как вещность, субстанция или субстанции в пространстве и времени. На втором этапе он узнает себя в качестве такового и поэтому его предмет представляется ему теперь как «вещность спиритуальная» (10), «душевная жизнь, способность действия и переживания» (11) - таков «антропоморфизм». Переход к третьему этапу происходит посредством осознания способа действий на предыдущем, в результате чего «психической жизни сообщается субстанциально-волевой характер: она становится центром мироздания» (12). Для психологизма «Сущее феноменалистично от начала и до конца» (13), это означает, что единственно подлинно сущим, субстанцией на этом этапе представляется «сознание вообще», остальное же для него есть лишь явление этой сущности. Но и за этими представлениями о сущем, согласно автору, скрывается предпосылка, а именно, бессознательное различение сознания и сущего, которое подразумевает, что в этом различии они находятся в необходимой взаимосвязи и предполагают друг друга. Эта соотнесенная различенность сознания и сущего, субъекта и объекта осознается на последнем этапе, этапе «интенционализма», недостатком же последнего является то, что это раздельное сосуществование принимается здесь в качестве чего-то «изначального, загадочно-чудесного» (14).

Суммируя все вышесказанное, недостатком всех предшествующих форм философской мысли являлся их «проекционизм», заключающийся в бессознательном различении субъекта и объекта и представлении в качестве сущего и предмета познания разного рода проекций самого познающего. В действительности же философия «не направляется ни на какой предмет, ибо всякий проекционизм есть вымысел» (15). На деле философия, как знание абсолютного, Сущего «есть само это Сущее» (16). Эту мысль можно выразить и иначе – в философии предмет и его знание, познающее и познаваемое едины. Это познаваемое характеризуется Яковенко как «Сущее, которое и восполняет собою, и являет Все, Наличное, Все-Что-Есть» (17), так как «плюралистичность, множественность, есть основное и характернейшее свойство» Сущего (18).

Итак, знаемое в философии, по Яковенко, обладает двумя основными определениями – «Сущее» и «Все». Взглянем поближе, что это означает. В работе «Путь философского познания» говорится: «Философское познание есть познание сущего в том виде как оно есть» (19), а есть оно «во всей всещности его конкретных наличностей» (20), «в каждой его конкретной наличности как вполне самостоятельное, в себе сосредоточенное, собою и из себя определяемое существование» (21). «Плюрализм сущего, - пишет мыслитель, - […] выражается прежде всего в полной самостности отдельных широких сфер сущего: нравственного, прекрасного, святого, экономического, бытийного и т.п.» (22). Этот список сфер сущего характерным образом остается у автора незакрытым, но даже и «самостностью» всех этих неизвестных в своем количестве сфер сущего плюрализм не исчерпывается: «Он выражается не только в разности и самостоятельности сфер, но и в разности и самостоятельности наличностей. Все в сущем, все что есть, все что наличествует, то есть все сущее или наличествующее, есть и наличествует как то, что оно есть, как именно это и такое-то наличествующее. Каждая наличность, каждое сущее самостно, в себе концентрировано, самою самим регулируемо и правимо; каждое наличествующее есть свой собственный закон, свое собственное определение, свой собственный жизненный источник» (23). В высшей степени много сообщающее высказывание, почему здесь и стоит, несмотря на его размеры, привести его полностью. Самоплюралистическое сущее в подлинно знающей его философии – это «просто наличность сущего во всем его сущностном множестве и конкретизме», считает Яковенко. (24) Поскольку познающее в философии едино с наличествующим сущим и «подлинное философское постижение есть самоупразднение философской мысли в Сущем и прямое наличествование Сущего» (25), истинным методом философии является «разумное созерцание» (26). Философия «мистически» обращена с сущему, есть «разумно-интуитивное, трансцендентально-мистическое» (27) его усвоение.

Итак, мы видим, что преимущественно отрицательное отношение Б.В. Яковенко к Логосу в античной философии и классическом немецком идеализме связано вовсе не только с исторической ограниченностью мысли этих эпох. Логически активное действие философской мысли встречает его одобрение только в качестве критически очистительной, пропедевтической ее работы по движению к «плюрализму», в том числе и в историко-философском ракурсе. Результатом же этого ее движения должна стать «отэлиминированность субъекта» (28), с которым должна отпасть и логическая активность мысли. Последняя должна впасть в пассивное созерцание сущего, и из того, что мы узнали о последнем, становится ясно почему. Сущее Яковенко существует только тем способом, что наличествует, причем как Все, и каждое из этого Все также наличествует полностью самостоятельно. «Все» же, по сути, есть неопределенное множество, сквозь которое неопределенное и неопределимое единство этого «Все» проваливается в полное ничто. И именно неопределенность единства при таком способе мыслить заставляет отрицать любую попытку определить единство как заведомо неадекватную. Подлинная философия именно потому и характеризуется здесь как «мистика», что никакой разумной возможности постижения такого «сущего» не остается, хотя мысль и не может остаться при неопределенном единстве и вопреки всем запретам определяет его.

В начале статьи «трансцендентальный плюрализм» Б.В. Яковенко был охарактеризован как результат связи русских исканий начала XX века и философской культуры Германии того времени. Русская мысль никогда не могла удовлетвориться западноевропейским субъективизмом в любой его форме и стремилась к абсолютному знанию абсолютного, но при этом склонна была впадать в созерцательный объективизм. Отчетливое сочетание этих черт мы встречаем и в «трансцендентальном плюрализме», выражающимся в своеобразном варианте «мезологии» его автора. С другой стороны, все формы кантианства, как прямого, так и неокантианского, всегда исходили из множества в ущерб единству. Уже сам основатель трансцендентальной философии И.Кант постулирует множественность сущего – наряду с разумом, по Канту, существуют ноумен и вещь в себе. Последняя и сама по себе, поскольку единство и множественность суть лишь категории рассудка, представляет собой нечто неопределенное в отношении единства и множества, но, что характерно, употребляется во множественном числе, а термин «ноумен» сразу вводится Кантом в форме множественного числа. Да и разум выступает у него в виде множества рядоположенных способностей. Также и неокантианцы начала XX века исходят из множественности сущего, лишь формально объединенного под именем «ценность». Показательной в этом плане представляется предпринятая современником Яковенко Б.Вышеславцевым попытка (в книге «Этика Фихте») перетолковать учение Фихте в неокантианском ключе, выдвигая в качестве основного достижения Фихте представление об идее как бесконечной задаче, то есть неопределенном едином источнике бесконечного множества сущего.

Этот способ мышления разделяет и Б.В. Яковенко. Но как было сказано выше, отношение мыслителя к Логосу не было исключительно отрицательным. Его внимательное отношение к методу мышления, рассмотрение им истории философии и развития познания в качестве процессов, обладающих внутренней логикой, ведущей к истинной форме знания – эти стороны его философствования превращают его «мезологию» в «логофилию», а его борьбу против Логоса, в борьбу за Логос. 


Вопросы

А.Н. Муравьев: Антон Александрович, скажите, пожалуйста, как же Борис Валентинович существовал с таким противоречием в своем мышлении? Как это можно объяснить, по-Вашему? Быть логосоненавистником и логософилом одновременно?

А.А. Иваненко: Я полагаю, что противоречие не было осознано Борисом Валентиновичем. Потому что если бы оно было осознано, то и вопросы были поставлены иначе и результаты были другими. Но видимо, он существовал без труда на такой позиции, поскольку был человеком мощного ума, что совершенно очевидно. Я упомянул и своеобразие, и определенную мощность его мышления, и само название одного из его произведений – «Мощь философии» - об этом говорит. В рамках такого краткого времени нельзя было, конечно, подробно сказать о том, как он оценивал конкретные фигуры в истории философии, но насколько это из его произведений можно усмотреть, это серьезные представления. Это то, с чем всерьез можно полемизировать, даже и в деталях. А с другой стороны, что мы с Вами видим в качестве самостоятельного учения у Яковенко? Это декларация, т.е. никакого трансцендентального плюрализма не построено, он существует лишь в виде заявления о намерениях. Т.е. вот философия здесь обладает мощью подняться вплоть до трансцендентального плюрализма. Но самого его нет как осуществленного учения. И это как раз результат указанной внутренней противоречивости. Т.е. сами эти два разных устремления как раз и не дают произрасти этому плоду. Цветок-то есть, а плод из него не происходит. А плод, для меня лично, но я думаю, что это не аберрация моего субъективного зрения, главный плод – это перевод основных сочинений И.Г.Фихте. Потому что переведено очень хорошо, и за это Борису Валентиновичу нужно многократно поклониться.

А.Н. Муравьев: Спасибо! Пожалуйста, Александр Александрович!

А.А. Ермичёв: Антон Александрович, вот трансцендентальный интуитивизм и трансцендентально-критический плюрализм, здесь минусы в основном на второй составляющей в философии. Или же минусы и в этом самом интуитивизме? Это первый вопрос. А второй вопрос такой. Все-таки сам-то он понимал свой плюрализм как некое философское осмысление демократии, как осмысление принципа трудовой демократии. Тут получается какое-нибудь философическое обоснование трудовой демократии на «Очерках философии большевизма» и в работе, посвященной русской революции?

А.А. Иваненко: Тут все-таки нельзя опять же, как мне представляется, говоря всерьез, нельзя говорить только об одной стороне взглядов Бориса Валентиновича. Понятно, что в обыденном сознании могут быть спутаны разные вещи, но тут мы все-таки имеем дело с серьезным мыслителем. И поэтому та мыслительная фигура, которую представляет собой его учение, она не может быть трактована по частям как некий конгломерат или агрегат - одну часть убираем, вставляем другую какую-то и так далее. Т.е. я хочу сказать, что его понимание критического трансцендентализма, если я правильно понял то, о чем Вы спрашиваете, оно…

А.А. Ермичёв: Трансцендентального интуитивизма.

А.А. Иваненко: Да-да. … здесь, честно говоря, некоторую сложность для меня составляет вопрос о том, почему он, собственно говоря, назвал свою позицию трансцендентализмом? Какое это имеет отношение к трансцендентализму? Т.е можно аргументировать за такое именование, но, в общем, почему обязательно так именовать? Если мы будем рассматривать характер трактовки им истории философии, мы с Вами увидим, что преимущественно речь здесь идет об избавлении от предрассудков. Это у Бориса Валентиновича обозначено как «отэлиминированный субъект» в качестве результата.

А.А. Ермичёв: С тем, чтобы…

А.А. Иваненко: Понимаете, сам характер выражения о чем говорит? О том, что он мыслит это движение как отрицательное. И поэтому результат у него получается пустой, это созерцание, которое должно быть мистическим - оно единственное спасение, последнее прибежище. Потому что когда вы всю историю движения мысли рассматриваете как сплошное отрицание, вы приходите к нулю в результате. И поэтому его интуитивизм и его представление о трансцендентализме, это конечно связанные вещи. Не какие-то две безразличные по отношению друг к другу части. Что касается второго вопроса, то, я, честно сказать, не знаком с этими работами, поэтому по ним я судить не могу. Если же сделать попытку пробросить мысль о его принципиальных установках, это будет с моей стороны импровизация в данном случае, то я думаю, что Борис Валентинович мог успешно обосновывать то, о чем Вы спрашиваете, поскольку позиция его – плюрализм, согласно которой каждое из сущего самостно, а значит, и каждый человек. Это вполне подходящая теоретическая посылка для обоснования демократизма. Другое дело, что я к этой идее демократизма отношусь без особого пиетета. На мой взгляд, она покоится на ложных философских посылках, поэтому я здесь большой ценности не вижу.

А.А. Ермичёв: Спасибо большое!

А.Н. Муравьев: Есть ли еще вопросы? Большое спасибо, Антон Александрович!

(Аплодисменты)


Примечания к докладу

(1) Цитаты даются по изданию: Яковенко Б.В. Мощь философии. – СПб.: Наука, 2000. При дальнейшем цитировании указывается название произведения и номер страницы в указанном томе. Данная цитата: «О Логосе», 72.

(2) Там же, 79.

(3) Там же, 86.

(4) Там же, 86.

(5) Там же, 57.

(6) Там же, 87.

(7) Там же, 59.

(8) Там же, 89.

(9) «Что такое философия? (Введение в трансцендентализм), 136.

(10) Там же, 142.

(11) Там же, 143.

(12) Там же, 143.

(13) Там же, 146.

(14) Там же, 149.

(15) Там же, 158.

(16) Там же, 158.

(17) Там же, 159.

(18) Там же, 162.

(19) «Путь философского познания», 248.

(20) Там же, 261.

(21) Там же, 261.

(22) Там же, 261-262.

(23) Там же, 262.

(24) Там же, 263.

(25) «Мощь философии», 281.

(26) «Что такое философия? (Введение в трансцендентализм)», 161.

(27) «Путь философского познания», 263.

(28) Там же, 260.